Культурное наследие

Щагольчин Александр Михайлович

– Посторонитесь, и дайте пройти!

Она перла как на буфет. Каждый, попадавшийся ей на пути, не был обделен ее вниманием.

Сидевших, она тоже успевала заметить, разговаривая с теми, кого лихо расталкивала. Она успевала, замечать красивые вещи на женщинах, проанализировать внешность и половые способности парня сидевшего у окна.

Электричка остановилась.

Лариса как-то своеобразно полу-вывалилась, полу-спрыгнула. Но у нее это вышло вполне прилично, даже с каким-то изяществом.

– Козлы вонючие!
– Бросила она, сама

не зная, кому это было адресовано, подняла сумки, и пошла по дорожке, по которой ровно десять минут назад прошли Вовка с Саньком.

Общага начала оживать, как улей, если после пасмурных дней, наступал теплый и солнечный.

Приехавшие получали у комендантши ключи от комнат и постельное.

В двери общаги с сопением, вспотевшая, ввалилась, еле таща большие сумки, малышка-толстушка. Она вся бойкая и на понтах вошла к коменданту. Все, что она делала, получалось с шумом, разговор весь с понтом и вообще вся на полусерьезе своего какого-то умняка, не всем понятного.

Осведомившись о прибывших, успела спросить новости и рассказать на ходу свои, даже не слушая того, что ей ответили, она уже с шумом поднималась на второй этаж.

Лариса вошла в комнату. Там уже была ИРКА.

– О! Привет!

Лариса поставила сумки, и они поцеловались.

Они разговаривали. Их разговор был пересыпан отборным матом. Каждый может представить, как звучало, устала… и, что было высказано про электричку, и про все, что было связано с поездкой. На половину это было в рядок, а на половину просто не нужный мат.

Ирка воспринимала это нормально с привычкой, и улыбаясь.

Когда Лариса закончила свой длинный монолог, в котором был обматерен муж, который не приехал из рейса, до ее отъезда, и она голодная как сука, будет ждать еще до субботы. Была обматерена свекровь, и нашкодивший в школе двенадцатилетний сын.

Ира, закурив сигарету, тоже возмущалась своей поездкой, но гораздо в легшей форме. Ей было легче, потому, что она спала с мужем.

– Ну, что после дороги перекусим.

Лариса расстегнула сумку и начала вынимать из нее продукты.

В дверь постучали.

– Войдите!

Вовка с Саньком вошли.

– Привет девчонки!

– Здравствуйте мальчики!

– Как дела красавицы!?

– Как легла, так и дала!

– Ну, Ларик ты молодец никогда не унываешь!

В ответ последовал мат и пару слов о том, что унывать вредно для сексуального здоровья.

– Кушать мальчики будите?

– Ну да. Только мы сей час, через пару минут.

Парни вышли и направились в центр поселка. Там в киосках навалом спиртного.

Лариса размещала пожитки, не переставая разговаривать. Ира накрывала на стол. Двери отворились, вошла, улыбаясь девушка.

Привет!

Она обнялась и поцеловалась с Ларисой, потом с Ирой.

– Ну как дела зайцы кролики.

– Все в порядке, Санек с Вовкой пошли за водкой.

Общага продолжала набирать громкость. В соседних комнатах, стучали, шумели.

Студенты

заочники встречались почти после полугодовой разлуки. Привозили кто, что. Кто новости, кто сплетни, кто впечатления, кто домашние заботы, кто радость, кто тоску и только процентов пять привезли с собой хоть какие-то знания, полученные за этот перерыв, в домашних условиях по ночам, при свете настольных ламп. Электричество часто отключали, а по селам наоборот, редко включали. Но все знали, что этих пяти процентов хватит на всех. Конспекты пойдут из рук в руки. Их будут переписывать. Одни что-то добавлять, сами не понимая, что и зачем, другие будут сокращать, что бы меньше писать до такого минимума, что ни кто, ни когда, ни при каких обстоятельствах не поймет, о чем там идет речь. И если бы этот конспект попал лет через 300 потомкам, то они бы решили, что это была какая-то, утерянная во времени и пространстве наука, и что это написано умнейшим человеком, потому, что тот компьютер из будущего вряд-ли расшифрует этот сокращенный до минимума конспект. И вряд-ли бы понял, о чем в нем ведется речь.

Но наш студент делал умную морду, и при подаче конспектов преподавателю, по нем было видно, что он провел не одну бессонную ночь над этим трудом. И если бы ни «Стиморол» с устойчивым запахом, было бы еще и слышно, что эта ночь прошла тоже без сна, но за другим чтением.

Вошли парни.

– О, НАТАХА привет!

Вовка вытащил из карманов две «Русских».

– Что Ларик за приезд!?

– Вовочка разве я когда была против!?

Компания примостилась вокруг поставленного на середину комнаты стола, уставленного снедью.

Вовка разливал, Саньку не наливали, потому, что он не пил, и все к этому привыкли, и ни кто его не уговаривал.

Ларисе и себе Вовка налил по полной сто граммовой граненой рюмке. Ира остановила Вовка на половине, Наталка, по началу, отказывалась, но Вовка уговаривал не долго. И все пошло.

Все разрозовелись и начался разговор. Из их группы, в которой поначалу было 26 человек, осталось только 8, и то не известно, будут все или нет. Но они уже были здесь. Это была все-таки семья, в которой не было четкого взаимопонимания, но и не было вражды друг к другу. А остального, любви, зла, ехидства, презрения и остальных чувств, во всех было понемногу. Кто-то хотел быть умней других, но знал, что он глупее. Кто-то хотел быть красноречивей, но оказывался пустозвоном. Кто-то хотел быть очень городским, но оказывался деревней деревни. Кто-то хотел быть красивей, но и это не получалось. Вот скромней почему-то ни кто не хотел быть кроме Санька, но и это не получалось, потому, что хамства в нем было не меньше чем у остальных, которые не хотели быть скромными. Кто-то был на понтах, но после третьей рюмки понты слетали, а кто не хотел быть на понтах, после третьей они у него появлялись.

Семья переваривала то, что вместе прожито. Вспоминали обиды, и тут же забывали. Рассказывали смешное и смеялись, хотя смешного ни чего не было.

– Ну что Ларик еще.

– А уже нету-ти.

– Ща зробэмо! Санек пошли.

Парни опять ушли.

Девчата начали говорить о них. Какие они козлы, и какие они хорошие.

Сашка не нравился потому, что не пьет и не курит. Хотя всем он нравился. Крепкий, спортивно сложенный, не высокого роста, знающий жизнь не понаслышке, начитанный и по всему раскладу работяга, семью содержит в достатке. Но говорили о нем, примеряя к этой обстановке.