Купчино.Трилогия
Шрифт:
– Не расстраивайся, приятель, - на правах местного жителя утешал Колька Бокий.
– Это только в городе так мрачно. А мы с тобой как-нибудь сходим в тундру. Там замечательно - зелёная густая травка, всякие цветы, птички чирикают, шмели жужжат, шустрые песцы гоняются за жирными леммингами. Красота неземная, одним словом.... Скоро пойдут грибы. Тут их много - подосиновики, подберёзовики, моховики, козлята, сыроежки. А осенью уговорим старших, чтобы они взяли нас с собой на охоту за серыми гусями. Здесь и уток много, но на них, как правило, не охотятся, брезгуют. Утиное мясо, оно тёмное и пахнет противной болотной тиной. В лебедей же не стреляют из жалости - больно, уж,
Семья Назаровых успешно заселилась в офицерское общежитие. Разобрали вещи, умылись с дороги, получили постельное бельё, организовали - на скорую руку - скромный праздничный стол. Позвали соседей-сослуживцев и на славу отметили новоселье.
Взрослые засиделись за полночь.
– Пусть Глебчик идёт спать к нам, - предложил компанейский Фёдор Бокий.
– Лягут с Николаем "валетом", и все дела.
Но Глебу спать совершенно не хотелось, видимо, сказывалась разница в часовых поясах.
Было два часа ночи, он стоял на общественной кухне возле окна и смотрел на гряду покатых сизо-хмурых сопок. Ярко-малиновое солнышко, ласково подмигивая, готовилось спрятаться за гору Пээкиней.
Подошла мать и встала у него за спиной.
– Мама, сейчас, ведь, ночь?
– спросил Глеб.
– Ночь.
– А почему за окошком так светло?
– Летом здесь царствует Белая ночь, сынок.... Ага, сейчас. Смотри очень внимательно.
Солнце плавно - на три четверти диаметра - скрылось за склоном Пээкинея. Потом, словно бы задумавшись о чём-то важном, замерло. А примерно через минуту, словно приняв некое судьбоносное решение, двинулось вверх.
– Закат - неведомым образом - преобразовался в рассвет, - зачарованно прошептал Глеб.
– Очень красиво и необычно...
Что было потом? Да, в принципе, ничего особенного и экстраординарного. Обычная мальчишеская жизнь, без каких-либо изысков и приключений. Школа, на каникулах и в выходные дни походы с отцом и братом Иваном в тундру. Иногда им составляли компанию отец и сын Бокии. Рыбалка, охота, сбор грибов и ягод, ночёвки у дымных походных костров. Тундра, она очень красивая, живая, и добрая. В том плане, что живой и доброй тундра бывает поздней весной, летом и ранней осенью. А всё остальное время она снежная, морозная, суровая и мёртвая....
Иногда они с Колькой ходили на экскурсии в порт. Глазели на океанские пароходы, танкеры и сухогрузы. Приставали с расспросами к загадочным и неразговорчивым морякам. Подбирали выпавшие при разгрузке помидоры, яблоки, бананы и сливы.
Были ли в Певеке другие - кроме тундры и морского порта - достопримечательности? Конечно, целых две. Во-первых, шикарнейшая городская библиотека. А, во-вторых, небольшой пивной заводик, производивший совершенно потрясающее пиво - чёрное, крепкое, ароматное. С его вкусом ребята, естественно, познакомились не сразу, только в выпускном классе средней школы. Пиво, кстати, называлось - "негл". Откуда взялось такое необычное и странное названье? Никто этого не знал, даже убелённые сединами певекские старожилы - на данный вопрос - лишь извинительно пожимали плечами.
Полярными долгими ночами, конечно же, было очень неуютно
Учился младший Назаров откровенно плохо, ну, никак у него не ладилось с точными науками. По математике, физике и химии вечно перебивался с двойки на тройку. А, вот, Колька Бокий, его закадычный приятель, был, наоборот, круглым отличником.
Поэтому, когда учёба в средней школе была завершена, пути друзей разошлись в разные стороны. Николай уехал в Магадан - столицу Колымского края - и поступил на дневное обучение в тамошнюю престижную Академию Народного Хозяйства. А Глеб, не без помощи отца, был зачислен в самое обыкновенное певекское ПТУ, на специальность - "буровой мастер".
Надо сказать, что в те времена буровики и геологи были в большой цене. Даже небольшой кадровый дефицит наблюдался местами. И когда Глеб окончил ПТУ, то - совершенно неожиданно для себя - получил трёхлетнюю отсрочку от службы в армии. Вместе с направлением на работу в Майскую геолого-разведывательную партию.
Майская ГРП располагалась северо-восточней Певека, примерно в двухстах семидесяти километрах, и базировалась в посёлке городского типа, носящим одноимённое названье - "Майский".
– Ой, как хорошо!
– узнав про итоги распределения, обрадовалась мать.
– Могли же направить и в другое место. Например, на Колыму или на юг Магаданской области. А Майский, он совсем рядышком от Певека. Будешь регулярно - между буровыми вахтами - навещать нас. Только сынок, ради Бога, не увлекайся там ханкой.
– О чём это ты, мама?
– удивился Глеб.
– О том самом. Знающие люди говорят, что в Майский редко завозят спиртное. Поэтому тамошние мужики - все поголовно - гонят самогон из томатной пасты и сахара. А для пущей крепости настаивают его на табаке. Получается тёмно-коричневая вонючая бурда - за шестьдесят алкогольных градусов. В народе называется - "ханка". У тех, кто её регулярно употребляет, глаза становятся ярко-жёлтыми, прямо как у наглых мартовских котов.... А ещё некоторые советуют, чтобы снизить нагрузку на печень, закусывать этот гадкий напиток - в обязательном порядке - моржовым жиром, или же оленьим. Но, лучше всего, китовым.... И тёплой одежды, сынуля, прихвати с собой побольше. Что с того, что июнь месяц на дворе? Крайний Север - штука неверная, странная и коварная. Раз - и снег западал с неба. Два - и метель замела-запела...
Посёлок Майский Глебу однозначно понравился. Он даже больше, чем Певек, походил на город. В том плане, что на крошечный город. Бараки из почерневших брёвен-досок можно было по пальцам пересчитать. Зато наличествовали стандартные блочно-щитовые пятиэтажные (и даже девятиэтажные), дома. Имелась типовая школа-десятилетка, два детских садика, кинотеатр, молодёжный клуб, спортивный зал, крытый каток, прачечная, химчистка и кафе-бар. Цивилизация, одним словом.
Устроившись в общежитии, Назаров, прихватив паспорт и прочие документы, отправился в контору Майской ГРП.
За дверью с табличкой - "Главный инженер", обнаружился уютный кабинет: разномастные книжные шкафы и стеллажи, забитые под самую завязку книгами, картонными папками и рабочими геологическими картами, портрет Джека Лондона на дальней стене, длинный письменный стол, антикварное кресло тиснённой терракотовой кожи. В кабинете приятно пахло дорогим трубочным табаком, а в кожаном кресле располагался, задумчиво дымя фарфоровой трубкой, широкоплечий гражданин лет пятидесяти пяти с внешностью забубённого и отвязанного пирата.