Купина неопалимая

Булгаков Сергий Николаевич

В грехе Адама произошла порча всей человеческой природы, это — природнаясторона первородного греха или его последствия (в католическом богословии это называетсяpeccatum habituale, гре­ховное состояние). Эта мысль составляет общее

29

убеждение отцов Церкви и в разных формах у них выражается. *) Но есть и другая сто­рона первородного греха: всякий грех имеет источник в дурном употреблении человеческой свободы, и он есть в этом смысле личный грех. И первородный грех, совершенный Адамом, есть личный грех каждого, активно им совершаемый — peccatum асtuale. Обе стороны первородного греха должны найти свое объяс­нение. — Остановимся сначала наприродных последствиях первородного греха. Мы уже указали, что он имеет свое распро­странение не только на человеческую жизнь и человеческое тело, но и на всю природу, поскольку человек есть средоточие мира. Че­ловеку не дано творить мир, но ему, в силу верховного его положе­ния в этом мире, оказалось возможным его испортить. С того момента в творении, когда сказано первозданному человеку: обла­дайте над всею землею и владычествуйте над всякою тварью (Быт. 1, 28), человек сделался как бы ответственным опекуном мирозда­ния,

так что его собственное самоопределение есть и судьба всего мира. В этом смысле человек, не будучи ни в каком смысле твор­цом мира, явился, однако, ответственным участником в его судьбах и состоянии. Весь мир был бы иным, если бы не было греха Адама. Имея космическое значение, Адамов грех имел ивсечеловеческое зна-

*) Сводку их можно найти в любой истории догмы Шване, Лоофса, Зееберга и др.

30

чение, так что грех одного сделался уделом всех. Это означает не то, что Адам былпредставителем человеческого рода в юридиче­ском смысле, как один из многих и за многих, но что в нем суще­ствовал весь этот род, наличествовала вся человечность, как единая, целостная природа и сущность. Это надо понять онтоло­гически. Человечество можно мыслить двояко: как совокупность одинаковых или подобных индивидов, друг друга в известном смысле повторяющих и, вместе с тем, друг от друга отличных и вза­имно непроницаемых: А В С... и т. д., причем единая человечность их есть абстракция, общее, выводимое за скобки, но реально суще­ствующее только в индивидах. Это —номиналистическое понима­ние, которое, интересуясь логическими операциями мысли, отказывается видеть метафизическое их основание, ограничивае­тся описанием в качестве постижения. Но человечество, точнее, человечность, можно мыслить иреалистически, как некую духов­ную сущность или силу, единую в своем существе, представляю­щую в себе организм мира (микрокосм), но при этом множественную, многоипостасную в своих осуществлениях. Эту множественность только и видит, а потому ею и соблазняется но­минализм. Индивиды суть для реалистического воззрения только всплески, ипостасные явления единой человечности. Отсюда сле­дует некоторая онтологическая солидарность всего человеческого рода, обосновывающаяся в метафизическом его единстве: не то, что «все за всех виноваты»

31

(как говорил Достоевский), но все — од­но, и каждый, делая для себя и за себя, делает во всем человечест­ве и для него. Это — страшная и жуткая даже мысль, потому что каждому человеку приоткрывает его бездонную глубину и вечную судьбу. Однако каждый индивидуальный человек оказывается при этом не только определяющим, но и определяющимся своей при­родой, именно он является оброчным греху, пленником плоти, ра­бом греха. Его природа для него, в его личном бытии уже определена. Однако было время, когда она не была так определена, но была еще определяема, и в зависимости от этого определения могла стать тою или иною. Это было в райском состоянии Адама, до грехопадения, когда перед Адамом предстала онтологическая заповедь о невкушении плодов древа познания добра и зла и двоя­кая возможность самоопределения: к Богу или к миру. Эта возмож­ность выбора, альтернативы, исчезла, после того как выбор был сделан, не только для Адама, но и для всего его потомства. В этом смысле выбор этот стоит за гранью истории и даже самого этого мира в его теперешнем состоянии: хотя это и событие, но не в ря­ду событий, начавшихся после него, как его последствия. Оно есть начало нашего времени, нашего века (зона). Адам, будучи с одной стороны только индивидом, выступает и каквсе-человек, своим оп­ределением определяющий свою природу в том, что касается хотя и не существа ее, но ее состояния. В таком особенном положении индивидуального всечеловека Адама заклю-

32

чается личная его осо­бенность, не повторяющаяся ни в ком из его потомков, которые имели перед собой уже совершившийся факт самоопределения Адамова и несли его в себе как свою собственную природу. Это ре­шающее значение деяния Адамова понятно в силу единствачело­вечества и человечности, но оно не вполне понятно в том отношении, почему и в каком качестве именно Адам явился тем индивидом, тем ипостасным носителем человечности, который оказался вершителем судеб для всей человеческой природы. Следу­ет здесь, прежде всего, иметь в виду, что критический момент вы­бора, испытания и самоопределения неизбежно лежал на пути человека в силу его тварности и, стало быть, объективно заложен­ной в нем двоякой возможности: обратившись к Богу, стать богом по благодати для всего мира, или же, обратившись к миру, стать его рабом, дать силу стихии небытия и смерти. Это самоопределение входило в замысел Божий о сотворении человека, который в этом самоопределении осуществлял как бы свое самотворение. Но это самоопределение или самотворение человек вообще мог совер­шить только как ипостась, в индивидуальном образе, как индивид, ибо безипостасно человечность не осуществляется, она есть абст­ракция. Какова же именно та ипостась, которой дано совершить этот определяющий акт в этот критический момент? Какова бы она ни была, ясно, что в силу самих свойств положения, связанных с этим моментом, эта первозданная ипостась, как первая, является иединственной в сво-

33

ем роде. Именно она открывает счет дальней­ших ипостасей, сама в этот счет не входя, но его собой обосновы­вая, из себя начиная. Таково вообще свойство первого — он есть не только порядковая величина, один из многих, за которым тотчас же следует и к нему примыкает второй, но он есть и единственный, который, строго говоря, стоит вне всякого порядка, как его начи­нающий. И вот такой первой и единственной является Адамова ипостасьпо положению: Адам есть не только первый человек, но он и единственный в своем роде, прачеловек, праотец. И самое та­кое положение онтологически обосновано в природе человека, как свободно-духовного существа, создаваемого Богом в свободе его самоопределения (и этим сотворение человека отличается от всех животных, которым не дано этого самоопределения иначе как с че­ловеком и в человеке). Одна какая-то ипостась в человеческом ро­де должна быть

прародителем, Адамом, который тем самым один в себе предначинает и содержит в себе всех и всё. При этом основ­ным, имманентным свойством такого Адама является его первозданность, неотягченность грехом, ясность взора и близость к Богу. И этим положением первозданного, его близостью к Богу, бесе­дующему с ним в раю, и определяется все неизмеримое преиму­щество Адама, по сравнению с которым все еголичные качества, в смысле особливой одаренности, гениальности или талантливости, как их мы теперь различаем в людях, совершенно изничтожаются, являются несуществен-

34

ными, как бы и не существующими. Други­ми словами, как безгрешный, как первозданный, Адам не имеет индивидуального лица в том смысле, в каком мы теперь это пони­маем, ибо в нашем понимании всякая такая индивидуальность, как определенность, есть и ограниченность (omnis definitio est negatio), — и теперь понятие инди­вида есть именно противоположность всеобщему, всечеловеку. В этом смысле Адам не был индивидом, хотя и был ипостасью, ибо безгрешный человек есть, вместе с тем, и человек вообще, есть все-человек, свободный от дурного, ограничивающего влияния инди­видуальности. Индивидуальность в нашем теперешнем смысле есть плод грехопадения, нечто недолжное. Она отлична от ипоста­си, которая есть центр любви, умный луч Софии; свойство ее как целомудрия, мудрости, целости, в том, что все эти ее лучи равно­честны и равносильны, все точки одинаково центральны. Отсюда мы приходим к парадоксальному выводу, что собственная инди­видуальность Адама никакого специфического значения не име­ет, ибо решающим было его положение как первозданного, и в отношении к этой первозданной чистоте и целомудрию всякий из потомков Адама, поставленный в его положение, ничем бы от него не отличался, был бы Адамом. И в этом смысле Адам был подлинным всечеловеком, реальным представителем всего чело­веческого рода. Все люди не только равноценны, но и равны, равногениальны в своей первозданности и целомудрии, ибо при­частны самой Софии, Премудрости Божией,

35

и различия в инди­видуальной одаренности и силе приходят позднее, лишь в грехопадении, в его ограничивающей, а потому и дифференци­рующей силе. Следов., поскольку Адам совершил свой грех как первозданный человек, он совершил его как человек вообще, как всечеловек, и потому теряет смысл, неуместным становится во­прос, что было бы, если бы первозданным был не Адам, а, напр., Сиф? Всякий первозданный одинаково оказался бы Адамом, и двух разных Адамов мы и не можем предположить. Итак, мы приходим к выводу, что собственной индивидуальности Адама до грехопадения и не существовало, хотя и была ипостась, лич­ный центр, как возможность любви. Индивидуальность Адама, как одного из многих, имеющего свою собственную судьбу и ме­сто, возникает лишь с грехопадением и вследствие его («будете как боги, ведующие добро и зло»). Тогда и Адам, вместе с Евой, познают себя как отдельные, разрозненные, неповторяющиеся и уже взаимно непроницаемые центры, в много-центризме или экс-центризме бытия. И человечество, вместо единого, но многоипостасного существа, единой природы при множестве ипостасей, рассыпалось на множество индивидов, отдельных представителей человечества, которые могут даже спрашивать себя, существует ли человечество, как единое. Метафизическим единством человечества обосновывается и эмпирическое его единство, которое в смене поколений выражается как наследст­венность, или жизненная связь предков с потомками,

36

живущих через это некоторой общей жизнью рода. Человек, будучи инди­видом, остается и родовым существом, в котором живет род. По­коление с поколением, сплетаясь между собою, образуют родословное древо человеческого рода. Первородный или наслед­ственный грех, как природный, есть проявление общей силы на­следственности, единства человеческой природы. Грех Адама в этом смысле есть общее определение — не столько грех, сколько определенное состояние человеческой природы, и в ней всего мира. И как мир не создается заново для каждого человека, но есть единый общий мир для всего человечества, так и человеческая природа, осуществляя себя в разных ипостасях, остается единой и себя не перерастает.

Остается еще вопрос: могли Адам избежать первородного гре­ха? Не является ли он фатальным предопределением относительно человека? Или, быть может, другойпредставитель человеческого рода, если бы стоял он на месте Адама, мог бы его избежать? На по­следний вопрос уже отвечено выше: в отношении и положении Адама нет различиямежду отдельными представителями челове­ческого рода. Можно было бы еще сослаться здесь на предвидение Божие, которому открыты и ведомы силы и судьбы каждого чело­века, причем для решающего испытания им избирается и наибо­лее соответствующий индивид. Однако это соображение здесь не пользует нимало и потому является просто излишним.

На первый же вопрос о фатальности грехопадения

37

нельзя не указать, что реально понимаемая свобода первозданного включа­ет в себя, как признавал еще и блаж. Августин, liberum arbitrium indifferentiae, как реальную воз­можность выбирать свободно, т. е. немотивированно, из себя. Вместе с тем, в не искушенном еще Адаме это таило в себе и не­избежную возможность падения, как она обозначилась уже в вы­сших, но все-таки тварных духах. Факт заповеди Божьей, обращенной к свободе человека и содержащей в себе онтологи­ческое раскрытие основ человека, свидетельствует непреложно овозможности для человека удержаться от греха, хотя, вместе с тем, Богу ведома была и возможность грехопадения Адама. Посему Бог прежде создания мира замыслил его спасение жертвой Еди­нородного Сына. Предведения Божии не двоятся. Бог прозирает и свободу тварных существ в их самоопределении. Однако в силу этого предведения Божия грех не перестает быть делом духовно-нравственного существа, т. е. действием его свободы. И в отно­шении к человеку грех не был необходим, точнее, он одинаково мог быть и побежден, и принят свободой, свободой тварного су­щества. Необходимости, в смысле фатальной обреченности, здесь не было. А поэтому грех, как и всякое действие свободы, необъ­ясним причинно. Он есть свободное, т. е. творческое самоопре­деление твари в человеке. Именно вследствие этого грех и вменяется совершившему как недолжное.