Куплю чужое лицо
Шрифт:
Груда Мяса вздохнул.
– Следователь, когда раскалывал меня на мои подвиги, обещал, что меня на сто процентов признают невменяемым.
– А мне, Володя-джан, как думаешь, запишут, что я с головой не дружу?
Похоже, я стал консультантом. Роль «психиатра» приходилось отрабатывать.
– А ты вообще бездарь! Тоже мне вампир. Устроил истерику – кровь, видите ли, не та! Да ты каждый день должен требовать в рацион стакан свежей крови. А если не принесут, напейся своей кровью.
– А как это?
– А укуси себя за шею!
Циферблат молча слушал мои советы, потом поднялся
– Вот я думаю, если человек – дурак, может, ему и срок меньше дадут. А в натуре, дурь является смягчающим обстоятельством?
Пришли к выводу, что не является.
– Вот я и думаю, что лучше: в дурку или на зону. На киче париться, ясное дело, привычней. А в дурдоме крыша и в натуре съехать может… А ты, Володян, как думаешь?
– Я думаю, надо когти рвать.
Стало тихо.
– Но сначала надо дождаться результатов экспертизы.
На следующий день после завтрака меня отвели к Житейскому. Справившись о здоровье и настроении, он заметил:
– Мне понравилась ваша шуточка насчет укуса в свою шею. Только вы больше не советуйте Рыльковскому портить казенное имущество. Мочу пусть пьет, если хочется. А в деле запишем: прошел курс уринотерапии.
– Вы подслушивали. Ай-яй-яй! Ветра перемен не выдули кагэбэшное нутро вашего учреждения.
– А вы демократ, Владимир Иванович?
– Лошадиные шоры, которые вы надеваете нам, томящимся здесь, не по размеру. Даже если вы нас упакуете в большущие оболочки, мы их все равно будем срывать с чувством обновления. А потом с удовольствием сожжем их на центральной площади.
– Интересно…
– Кусать ближнего по поводу и без оного, доктор, очень приятно. Вы внимательно слушаете меня? Да… Во-первых, удобно, потому что – ближний. Во-вторых, безопасней, знаешь, что простят, как бы то ни было. Маленькие люди, скажу вам, как маленькие шавки, сознавая, что не могут укусить, как волкодав, кусают в самые болезненные места. Чего не сделаешь, чтобы причинить боль, профессор! Для этого необязательно наступать на любимую мозоль. В порыве озлобленности можно нагадить и в тот колодец, откуда и сам хлебаешь. Не беда, что с дерьмом, зато и ближнему хреново… Вот вы обозвали меня демократом. А кто вы и ваша система? Зачем вы лишили нас Бога? Ведь человек, даже все попирающий, все равно один на один остается маленьким, со своими болячками и страхами, со вздрагиваниями до обморока, – когда вдруг выпадет из шкафа старый картуз или спрятанная женой бутылка водки. Он бесстрашен на людях, бьет себя кулаком в грудь, а во снах кается и чувствует себя уродцем. А умирая, он боится и тщетно (но лишь для молчаливо-скорбного или любопытного окружения, профессор!) старается «остаться самим собой». Но в душе у него – ледяной страх… Мне сегодня ночью приснился сон. На глазах коллекционера давили сапогами фигурки из слоновой кости, которые он собирал всю свою жизнь. А кто-то рядом жег рукописи на глазах у автора.
– Это все любопытно. А вы можете кратко изложить на бумаге свои взгляды?
– Легко.
– А я пока тоже оформлю некоторые свои записи.
Я взял предложенный лист и написал фразу, крутившуюся у меня со вчерашнего дня: «Кривая кривулька выкривела кривизну кривости кривоватого кривляки».
– Пожалуйста!
Житейский,
– Кривляка – это кто?
– Вы.
– Я?
– Да. Потому что крайне скверно играете роль врача-психиатра.
– Вы, наверное, хотите, чтобы в заключении экспертов в отношении вас значилось «невменяем»?
– Рассказать историю, профессор? Мой сосед по коммунальной квартире по кличке Кубик Рубика по утрам всегда копошится в перине, она досталась ему от прабабушки. Он уверяет, что там живет насекомое, которое его постоянно кусает. Он кричит от бессилия, проклинает прабабушку, считая, что ее вредный дух переселился в это насекомое. Вот вам пример перевоплощения. Таковы законы жизни. Кстати, прочитайте рассказик Франца Кафки «Превращение». Там как раз про это.
– Это ведь вы украли у меня справочник по психиатрии?
– Позаимствовал.
– Хотите, чтобы вам записали еще и клептоманию?
– Вы обладаете потрясающей проницательностью. Не бойтесь, я верну вам эту жалкую книжонку. Все это – неудачные перепевы моих научных разработок.
– Ну, все, на сегодня достаточно.
– Житейский, вы выглядите утомленным. Я должен провести с вами курс психотерапии.
На этом наша беседа закончилась.
В палате царило уныние. Рыльковскому объявили, что «психушки» ему не видать, так как он вполне вменяем, и теперь ему «светил» приговор к пожизненному заключению. Он лежал на койке кверху брюхом, и никто не осмеливался нарушить могильную тишину.
– Может, кал попробовать? – спросил у меня Рыльковский, считая меня поднаторевшим в психиатрии.
Я живо представил, какая будет в палате вонища, и категорически отсоветовал.
– Ни в коем случае. Употребление своих экскрементов характерно для больных в поздних периодах психических болезней, когда у них уже произошел распад личности.
Рыльковский завыл:
– Ух, уроды, а ведь обещали лечить! Расскажи, Сереженька, нам все подробненько, как в детстве обижали, как мочился под себя, как в школе обзывали. Жалели, суки, диагнозы ставили…
Он поднялся и с силой обрушил свой кулак на тумбочку.
Наутро меня повели к врачу. В кабинете Житейского сидел Паша Баздырев. Собственной персоной. Давненько не виделись. Но я и глазом не моргнул.
– Ну-с, на что жалуетесь? – спросил я, усевшись напротив Баздырева.
Паша сдвинул кустистые брови, но промолчал.
– Молчите, все вижу. Что-то глаза мне ваши не нравятся… Мочу сдавал? – спросил я, повернувшись к Житейскому. – Надо сдать, и кал тоже.
– Ты чего беса гонишь, ты кому заморочки делаешь, убивец? – трогательно прошептал Баздырев.
– Давно поступил больной? – строго спросил я у Житейского.
– Только что, – усмехнулся доктор.
– Налицо острый паранойяльный приступ. На фоне аффективных расстройств развился паранойяльный синдром с полиморфным отрывочным бредом осуждения и преследования. Характерен для мужчин среднего возраста… Кстати, сколько вам лет, голубчик?
«Голубчик» прорычал:
– Доктор, оставьте мне его на полчасика, я его быстро на ноги поставлю!
– С удовольствием! – сказал Житейский и вышел из кабинета.