Куплю чужое лицо

Дышев Сергей Михайлович

– Дядя Володя, а где мои мама и папа?

Горло перехватило от спазм.

– Они сейчас вместе, Люба. Они далеко-далеко, но души их рядом. Они сверху смотрят на тебя и знают, что ты сильная девочка, ты вытерпишь и обязательно спасешься, добрые люди помогут тебе.

– Мы вместе спасемся, правда?

– Правда…

Еще сутки нас носило по воле волн, ветра и провидения. И была ночь, и был день. У нас осталась последняя жестяная банка с надписью на английском: «Вода 0,33L». По три глотка на человека… Никогда еще вода не была для всех нас такой непостижимой роскошью. Мы взывали к своим богам, кто наяву, кто в душе, моля о едином – спасении. Но спасение не приходило. Пришла

ночь… В эти недолгие прохладные часы каждый из нас по очереди рассказывал о чем-то хорошем, что было в жизни. Я вспомнил свою дочурку Оленьку, вспомнил о ее забавных проделках в нежном возрасте. Она была любимицей нашей коммунальной квартиры. Раздаривала с чистой душой соседям чашки, вилки, вазы. Устраивала в комнате «дождик», выплескивая на потолок воду из чашки. А однажды, когда никого не было, выбросила в окно с пятого этажа будильник, который она невзлюбила за то, что он громко трезвонил по утрам… Люба смеялась, слушая мои рассказы, и я был счастлив, что принес хоть маленькую радость ребенку, у которого даже не было сил плакать. Люба тихо спросила:

– Когда мы спасемся, ты расскажешь Олечке, как мы плавали?

Я с грустью ответил, что она сейчас живет с другим папой. Люба тоже опечалилась. Потом была ее очередь рассказывать, и мы вместе с ней окунулись в маленькие цветные картинки ее детства: дельфинарий с веселыми добрыми дельфинами, один из которых поцеловал ее в лобик; поход в кукольный театр; подарок от Деда Мороза на Новый год – набор смешных кукол для домашнего кукольного театра. Папа потом показывал веселые спектакли… Неожиданно мы узнали, что папа и мама Любы – детдомовские и у нее нет ни дедушек, ни бабушек, ни другой родни. Работали родители на каком-то заводе и вот, впервые накопив денег, решили поехать к морю…

Не надо было пускаться в воспоминания. Люба вдруг закрыла лицо руками и горько, как могут только дети, заплакала. Худые ее плечики сотрясались от рыданий… Что мы могли поделать? Паттайя обняла девочку, я спросил, не хочет ли она воды. Люба отрицательно покачала головой, держала уговор, как и мы, взрослые: оставить последнюю банку на последний день… Успокоившись, она вдруг сказала:

– А теперь ты расскажи что-нибудь.

Паттайя растерялась. Подумав, кивнула и стала рассказывать о том, как мечтала стать танцовщицей, поступила в школу танцев…

– Ты – балерина? – спросила Люба.

– Я танцую современные танцы.

Люба спросила:

– А ты покажешь?

Патка восприняла просьбу буквально и, выпрямившись на нашем шатком островке, исполнила «танец папуаски». Я захотел присоединиться, но наше плавсредство стало так раскачиваться, что мы чуть не свалились в воду.

Это был последний выплеск нашей энергии. Обессиленные, мы легли на гостеприимный, уже порядком ободранный зеленый бок нашего слоника и молча уставились в звездное небо.

Под утро в моем горячечном воображении привиделся чудный сон. Наш слон из листьев внезапно ожил и лениво пасся у домика под черепичной крышей. На его крыльце – Паттайя и Любаша. Они зовут меня, отчаянно машут руками, но я сильно занят. Я строю большую лодку и кричу, что слон уже не будет нас катать по морю. Меня совершенно не удивляет, что я без труда управляюсь с незнакомым делом. Ведь мой отец был кораблестроителем… Да вот он и сам появляется и придирчиво осматривает мою работу. Подсознательно я понимаю, что он давно умер… Но все окружающее так ярко и реально: морщинки отца, его руки, голос с хрипотцой, запахи дерева, соленый ветер; и у меня исчезают все сомнения… Я наконец вхожу в дом и вижу на подставке, в обрамлении веночка из веселых цветов, жестяную баночку с водой. «Мы ее разве не выпили?» – удивляюсь я. «Нет, –

отвечает Паттайя. – Ведь последний день еще не настал».

Я очнулся. «Экипаж» забылся в тяжелом сне. Злосчастная последняя банка сияла, отражая луч утреннего солнца… Вдруг я отчетливо понял, что мы движемся. Нас подхватило течение, к тому же поднялся сильный ветер. Судя по солнцу, мы, к счастью, плыли в нашем направлении – на восток. В сторону солнца! Я выпрямился во весь рост, чтобы моя широкая спина стала парусом и помогла нашему «кораблю» как можно скорей достичь берега.

Почувствовав ветер, проснулась Паттайя, за ней – Люба. Я крикнул: «Девчонки, мы плывем к острову!» Паттайя тоже стала рядом со мной, всерьез оценив мое стремление стать парусом. Сколько мы так простояли – три или четыре часа? Откуда только силы взялись…

Судьба улыбнулась нам. Да иначе как: Таиланд – страна улыбок! На горизонте выплыл знакомый холм – Пхукет! А вскоре, как по заказу, мы увидели небольшой кораблик под черным парусом.

Но это видение почему-то сильно встревожило Паттайю.

– Это «чаолай»! – произнесла она упавшим голосом. – Это пираты! Морские цыгане!

– Откуда они тут взялись, на курорте? – Мне стало смешно.

– Взялись?! – вспыхнула Патка. – Да они еще 800 лет назад первыми обосновались здесь, приплыли с Андаманских островов. У них свой язык, своя языческая религия. А своей письменности нет! Никак не простят, что их вытеснили… Как были разбойниками, так и остались.

Парусник шел прямо навстречу нам.

– И что, они до сих пор грабят и пиратствуют? – спросил я.

– Сейчас в основном рыбу ловят, – хмуро ответила Паттайя. – Кочуют из бухты в бухту и остаются на одном месте, пока не выловят. А что у этих на уме, – кивнула она в сторону приближающегося судна, – бог знает…

Только Люба воспринимала происходящее с чисто детским восторгом:

– Это правда настоящие пираты?

Судно приблизилось к нашему ковчегу и остановилось. Это был ботик с двигателем. Теперь мы увидели, что парус на нем – не сплошь черный, а с еле заметными белыми полосками. Капитан, более темнокожий, чем обычные тайцы, с черными курчавыми волосами и серьгой в ухе, что-то приказал своему помощнику – второму члену экипажа. Тот достал свернутый трос с крюком, швырнул мне, показав знаками: «Зацепляй!»

– Может, не надо? – мертвенным голосом спросила Патка.

– Ну, что, Любовь моя, – спросил я у третьего члена команды, – на абордаж?!

– Плывем! – радостно ответила девочка.

Я быстро зацепил трос с крюком за арматурную конструкцию нашего слона и махнул рукой. Взревел двигатель, наш плот дернулся, мы чуть не свалились в море. Мы легли, поместив Любу между нами. Каждый уцепился за свой кусок арматуры. И нас понесло… Что-то подобное, наверное, испытывал каждый курортник, подскакивая на волнах в резиновой «ватрушке» вслед за катером. К счастью, скорость ботика была невелика. Но мы все равно промокли до нитки. Наверное, у этого «пирата» были старые морские принципы не брать на борт чужеземцев, тем более женщин. Но задумывались ли мы об этом в те счастливые мгновения?

Парусник остановился метров за тридцать до кромки прибоя. Я отцепил трос. Помощник, такой же черный, как и капитан, быстро свернул его.

Я попросил Паттайю сказать капитану, что я могу заплатить ему, только позже. Она добросовестно перевела. Капитан хмыкнул и, весело ощерив зубы, ответил. Потом небрежно махнул нам рукой на прощание. Ботик кашлянул двигателем, отплыл от берега и затем тихо поплыл под парусом.

– Что он ответил? – спросил я Паттайю.

– Он сказал: «Пираты или грабят, или спасают. Третьего не дано…»