Куплю Рога родному мужу

Светлая Есения

— Прости, брат. Я не знал…

Губы Михи жалобно скривились, словно у маленького ребёнка. Я забрал телефон и взглянул на открытую переписку с неизвестным абонентом.

"—Такая сумма вас устраивает?

— Вполне.

— С вами поедут мои ребята. Вам всего лишь нужно показать, где обитает Евгения Плотникова. Остальное они сделают сами…"

Сердце гулко бухнуло в груди и замерло. Нет. Не может такого быть. Не верю…

47

47

Смирнов не помог. Даже увидев переписку,

лишь развёл руками.

— Нет тела, нет дела, Игнатов! Что ты от меня хочешь? Карину могу пробить, может где-то она и за светится. Скорее всего смоталась с деньгами куда-то. Но толку?

Я сжал кулаки добела. Вмазать хотелось по этой солдафонской роже. Но сдержался. Не поможет, понятно, что лишние висяки ему ни к чему, ну и хрен бы с ним. Сам искать буду. Схватил телефон, развернулся и уже почти вышел из кабинета. Но Смирнов окликнул:

— Игнат!

Я замер.

— Вот знаешь, в толк не возьму. Ты ведь уже своего добился. Баба-то эта тебе зачем, а? Влюбился, что ли?

Дверь я захлопнул с силой так, что посыпалась штукатурка.

Влюбился? Не знаю. Чувствую только, что шкуру с души содрали. Нервы оголенные, как провода. И дышать с каждой минутой все тяжелее и тяжелее. Только подумаю о том, что люди Плотникова до Женьки добрались, и тошно становится.

Неужели я проиграл?

Что это, кара за излитую ненависть? Отстоял честь Наташи, но не смог спасти любимую девочку?

Любимая? Да, черт подери, признайся уже себе в этом, Игнатов! От одного имени сердце трепыхается где-то в горле. Стоит вспомнить о Женьке, и тело скручивает тугим узлом. Хочется её снова прижать к себе и не отпускать до конца жизни. Только понял я это, увы, слишком поздно. Нет её, нет. Исчезла, растворилась, словно и не было никогда.

Еще неделю я напивался в нашем доме. До беспамятства, а потом скулил, словно побитый пёс. В нашем, потому что только там познал свое счастье. Счастье, которое не оценил. Не понял сгоряча, что это то самое. Подолгу сидел на кухне, перелистывая странички в памяти. Вот мы с Женькой смеёмся над её перепачканным в креме носом, вот я её целую, а она, словно масло, тает в моих руках. Изгибается так, что ширинка на моих штанах трещит по швам. Прижимается грудью, и башню срывает ко всем чертям…

Ухожу в спальню, но там снова засада. Постель пахнет Женькой, моей сладкой ванильной девочкой. Ору в подушку, избиваю матрас кулаками. А потом извожу себя тренировками. Бегаю каждое утро, пытаясь заглушить пожар в груди. Вытравить это жжение, которое выворачивает душу, но все напрасно.

Через несколько дней моя командировка подходит к концу. Мне приходится возвращаться домой. Уже в дороге меня застает известие о смерти Наташи. Сжимается тугим узлом желудок так, что приходится сбросить скорость и остановить машину на обочине. После двух сигарет я немного прихожу в чувство и снова настраиваюсь на рабочий лад. Нужно похороны организовать. Самые лучшие. Наташу проводить, как положено. Этими мыслями и держусь.

Но все проходит как-то слишком неправильно,

слишком быстро. Больница выдаёт нужные справки, а похоронное агентство за полдня готовит все остальное. В зале прощания нас всего несколько человек. Я их всех знаю в лицо. Кто-то плачет, кто-то сетует на злодейку-судьбу, и лишь в моей душе пустота. Мне кажется, я уже выгорел. Думал, что выгорел. Считал, что больнее уже быть не может.

Смирнов подошёл сзади, дотронулся до рукава.

— Соболезную, Игнатов. Прости, что в такой день.

Я невидящим взором смотрю на пришедшего, затем вокруг. Киваю.

— Что-то случилось?

Смирнов протягивает мне в руки конверт. Молча, без единого комментария. Что-то чёрное, выгрызающее нутро, моментально зарождается в груди. Я хватаю конверт и тут же скрываю его. Фотографии. Всего несколько, но глядя на снимки, я совершенно забываю, как дышать.

На металлическом столе разложена перепачканная в земле и крови куртка, почти такая, какую я покупал для Женьки. Разрезанный свитер, джинсы, вернее клочки от джинс. Все перепачкано так, что сложно в этом узнать красивую Женькину одежду. Сумка. Сумка с вещами. Точно её. Ужас сжимает горло. После фотографий раскрываю акт. Акт осмотра тела. Твою же… все темнеет в глазах, но собираю волю в кулак и вчитываюсь в ровные строчки.

"... Девушка, предположительно 22-24 года, каштановые волосы, глаза серые, худощавого телосложения, рост 172 см, европеоидной расы.

Особенные отличия: родинка на правом предплечья, мелкие шрамы на правом запястье.

Поступила в морг 24 октября в 16.00

Тело было найдено прохожими в посадке в дачном районе СОТ " Митино".

Зафиксированы множественные колотые ранения в живот. На теле и лице следы побоев. Черепно-мозговая травма в районе левого виска.

Смерть наступила ранее, предположительно 10-12 дней назад… "

Белый лист оказался мокрым от слез. Я не сразу осознал, что слезы мои, настолько был оглушен прочитанным. Смирнов аккуратно вытянул из моих рук документ и фото. Коротко бросил:

— Паспорт и все документы были при ней. Соболезную!

Смирнов также тихо ушёл, оставив меня здесь тихо умирать - от боли, от съедающей нутро совести. Это я виноват во всем, я…

Смотрел на гроб, на иссохшее, укрытое цветами Наташкино тело, а видел перед глазами Женьку. Улыбающуюся, немного испуганную, смотрящую так доверчиво.

Ноги перестали держать, я осел там же у гроба. Подскочили медработники, начали тыкать в нос нашатырь, растирать руки. Кто-то дёрнул меня с пола и усадил на стул. Ещё несколько минут моё сердце пыталось набрать обороты. Я цеплялся за чью-то руку, ртом хватал колючий воздух.

Когда подошла Наташина мать и обняла меня, я сдался. Разрыдался как мальчишка, уткнувшись к ней живот. Вся боль, казалось, скопилась в одном моменте и вырвалась наружу. Я рыдал безутешно, хороня в своём сердце двух своих девочек. Наташу и Женьку. И к стыду своему признать, о Женьке сегодня я горевал в тысячу раз больше…