Курьер. Дилогия
Шрифт:
Кпитошкин пригубил настой из чашки, неспешно поставил её на стол и встал, засунул руку за пазуху; пошарив там немного, он с исказившимся лицом поискал в нагрудных карманах, сунул руки в карманы на талии, поискал ещё раз за пазухой, после чего вскочил и принялся осматривать место вокруг кресла, обшарил взглядом полочки и тумбочки, заглянул под стол и вдруг удивлённо выругался, виновато посмотрев на с удовольствием за ним наблюдавших Директора и Грэя.
– Будь я проклят, - пробормотал Капитошкин и чуть не с головой нырнул к себе за пазуху.
– Холера, - прорычал он, убедившись, видимо, что искомого там нет, и нервно побарабанил пальцами по столу.
– А также чума и импотенция
– Успокойся, Зизольдий, - успокаивающе поднял ладони Директор.
– Что стряслось?
– Да забыл, похоже, эту чёртову бумажку в машине!
– возопил гневно Капитошкин, брызжа слюной вокруг.
Директор вздохнул и поджал губы.
– А в другом месте ты не мог её забыть, Зизольдий?
– укоризненно спросил он, постучав кончиком указательного пальца себе по лбу.
– На улице где-нибудь, например, или ещё в каком-нибудь месте, где полно чужих глаз? Это же коммерческая тайна, Зизольдий, а ты как к ней отнёсся? Я с мистером Аластором по большому секрету лично договаривался, чтобы ни грамма посторонних глаз и ушей, а ты её в машине забыл...
– Виноват, Альберт Станиславович, - промямлил Старик убито и как-то сразу сник, скис и расплылся жалкой вонючей лужицей.
– Виноват...
– проворчал Директор и вдруг посмотрел на меня: - Господин Андрей, вам не составит труда принести эту бумагу сюда, потому что я боюсь просить Зизольдия Гурабановича, как никак он тут старше всех нас, может забыть, дойдя до машины, зачем его вообще послали...
– Альберт Станиславович, - вскинулся Капитошкин, - как вы можете так говорить?
– Могу и говорю, - спокойно заявил Директор, глядя на меня и улыбаясь.
– Господин Андрей, сходите, пожалуйста, к машине и заберите эту бумажку, пока шофёр или кто там есть не запустил в неё свой нос, а тогда плакала коммерческая тайна и тайна наших клиентов...
– Я всё понял, Альберт Станиславович, - спокойно ответил я, вставая с кресла и направляясь к выходу из дома.
– Без проблем, - пробормотал я себе под нос, открывая дверь и выходя в сад, которые ещё в тот момент, когда мы шли к хозяину дома в гости, покорил моё сердце своим молчаливым спокойным великолепием, величавой красой и... какой-то особой завораживающей атмосферой, которая затягивала и растворяла в себе, давая возможность приобщиться к материнскому чреву природы и стихий, о которых мы когда-то очень давно позабыли, а потом, как пришла пора проекта "Эдем", а вслед за ним проекта "Чистое небо", не то чтобы прямо уж вернулись, но как-то вспомнили позабытое, вспомнили, заинтересовались, частично в чём-то полюбили и... вот. Пусть из-под палки, но мы теперь по-настоящему заботимся о соблюдении баланса в дроби "цена прогресса/цена потерь от него"... Земля тому прямое доказательство.
"Наградил же Триединый характером, - думал я, шагая по затейливо выложенным садовым дорожкам и легонько касаясь стволов деревьев и цветов, поглаживая шершавую поверхность красиво расположенных разнокалиберных камней и с наслаждением вдыхая ароматы.
– Вроде бы и прост я как топор, ан нет: люблю, оказывается, часами бродить под яблонями, вдыхать ароматы дикого старого мёда, исходящие от груш, задевать головой ветви персиков и выпутываться из зарослей малины, и плевать, что паутина так и липнет к лицу, что мошки так и норовят залететь в рот, как в самую глубокую из всех пещер - это сад, это природа... О, Триединый, а как цветут вишни!.. Великий Космос, не будь я из вредности реалистом во всех вопросах бытия, сказал бы, что это перья ангелов украшают их ветви и играют переливами цвета под лучами солнца...".
Ещё на несколько мгновений задержавшись в саду, я вдруг понял, что если простою тут ещё несколько призрачных
Я быстрым шагом покинул сад, прошёл по нейтральной "приёмной" территории, пересёк её и вышел за ворота, где помахал водителю машины, показывая, что вот он я, а не абы кто другой, иду и машу ему рукой. Было, конечно, дикое желание покуражиться, незаметно подкрасться к машине, незаметно выкрасть нужный документ и тихо убраться, заодно вытащив из-за пазухи водителя штурм-пистолет, а с пояса - "конвертер", а потом гордо всё это ему предъявить, чтобы видел, какие асы на фирме работают, но... Вздохнув, я подавил в себе это воистину детское желание и, специально погромче топая и шаркая, подошёл к машине и заглянул в приоткрывшееся окошечко.
– Витя, привет, - приветливо поздоровался я с усатой озабоченной всеми проблемами на свете, а оттого хмурой физиономией, - меня Старик послал документ один забрать. Пустишь?
Цербер по имени Витя недоверчиво на меня покосился, повёл носом туда-сюда, будто принюхиваясь ко мне, кончики его усов воинственно поднялись, потом вдруг сразу опустились, и он кивнул, пропуская меня и давая возможность порыться в документах Старика.
– Вы там долго ещё?
– как-то безнадёжно и тоскливо спросил он.
– Откуда же мне знать, родной?
– удивился я, копаясь в бардачке и перебирая бумаги.
– А ты куда-то торопишься? Работа у тебя не бей лежачего, знай бублик крути, куда начальство укажет, а в остальное время от мух отплёвывайся.
– Больше всего утомляет именно безделье, - занудно ответил цербер как раз в тот момент, когда я, наконец, под грудой бумаг откопал вроде бы нужный документ, всмотрелся - да, похоже, действительно он. Ну и хвала звёздам!
– Знаешь, Вить, в мире есть такие удивительные и неповторимые вещи как книги, - сообщил я ему на ухо доверительным шёпотом.
– Как раскроешь одну, так сразу перед тобой уникальный мир открывается, который завораживает тебя с головой, затягивает, заставляет погружаться всё глубже и глубже, пока ты не достигаешь самого дна...
– я вдруг осёкся, потому что увидел, как глаза цербера от моих слов стали голубыми-голубыми, а лицо утратило жёсткие черты, расслабилось, как-то добрее стало, что ли, одухотворённей...
– В общем, почитаешь - сам узнаешь, - я похлопал его по плечу, высунулся из машины и закрыл дверцу.
– Только ты, Вить, фантастику не бери для начала. Не советую - сейчас фантастика изрядно опошлилась, ни грамма интеллекта, возвышенности, одухотворённости, одни голые фантазии и эмоции, разобраться в которых сможет и первоклассник. Ты лучше классику почитай, из того, что сохранилось, - вот, где сокровищница мысли и знаний.
Посмотрев в его обалдевшее лицо и затуманившиеся глаза, я вздохнул тихонько - с ещё одним "мыслителем" из "бочки сокровенной мудрости" я знанием священным поделился, хоть бы мне карму за это почистили, до блеска, так нет же на том свете ленивые сидят, ну да ничего, я туда попаду, я там всех строем ходить заставлю - развернулся и пошёл, от души надеясь, что хотя бы каких-то церберов в Академии ЦеЗИТек учат читать и писать - как-то неудобно им, беднягам, ставить крестик вместо подписи. Хотя умный цербер для меня - это то же самое, что качающий штангу очкарик-отличник.