Курьер. Дилогия

Покровский Владислав Евгеньевич

– Разве тебе Зизольдий Гурабанович не рассказал ничего?
– она посмотрела на меня одним глазом, будто прикидывая, что мне можно говорить, а о чём можно и соврать.

– Зи... Зо... Гура... Кто?!
– я напряг память и наморщил лоб.

– Зизольдий Гурабанович, - терпеливо повторила она. Как у неё это получается, это ж язык сломать можно над таким имечком! Подарили же ФИО человеку...

– А кто это?

– Начальник всего нашего отдела, он тебе проводил первичный инструктаж, объяснял о требованиях и условиях труда, - произнесла Шела и, немного подумав, поправилась: - Должен был во всяком случае рассказать.

– Это тот, который плюётся через каждое слово и всё время жуёт свой язык?
– брезгливо передёрнувшись,

уточнил я.
– Что он мне мог рассказать? Он мою фамилию три раза пытался произнести, причём постоянно путал с каким-то Малышевым...

– Его можно понять - он старенький уже, - вздохнула Шела.
– Именно из-за его этих маленьких недостатков...

– Маленьких?!

– Маленьких, маленьких, - подтвердила она.
– Вот начнёшь работать плотнее, узнаешь о его больших недостатках.

– Что-то уже как-то не хочется, - пробормотал я, представляя будущие собеседования с начальством.
– Чем я хоть заниматься буду?

– Курьерские доставки заказов, - ответила она.

– И всё?!
– не на шутку удивился я.
– Зачем же тогда вам люди? А Линия Доставки на что? А Галанет?

– У нас особые заказы, милый, - спокойно объяснила она, глядя на меня так нежно и чарующе, что я сразу почувствовал себя последним идиотом не понимающим самых примитивных вещей.

– Что за особые заказы такие?
– насторожился я. Надеюсь, убивать не пошлют? А-то мало ли... В жизни своей никого не убивал. Ну кроме того случая зимой. Слишком уж люблю я жизнь, чтобы с почтением к ней относиться.

– Ты всё узнаешь сам, пока что это коммерческая тайна, - вздохнула она и захихикала вдруг: - А то вдруг ты негодяй из фирмы конкурентов, специально подосланный, чтобы влезть в святая святых, вызнать все секреты и смыться потихоньку, оставив бедную женщину одну... На сносях...
– всхлипнула она.

"Из-под тебя смоешься...
– подумал я и тут же испугался: - Как на сносях?!".

– Впрочем, конкурент ты или нет, но сразу тебя к работе всё равно не пустят, придётся пройти особый курс подготовки. Вот как раз там я и работаю одним из инструкторов, натаскиваю новичков вроде тебя, тренирую их.

– Тренировки...
– я покачал головой - ёлки-моталки, как всё серьёзно, оказывается. Особый курс, особые заказы... Что это за фирма такая? Негосударственное учреждение по подготовке киллеров экстра-класса? Да и название у неё подходящее: "Альтаир", в переводе с арабского то ли "Летящий ветер", то ли "Летящий с ветром" или "... по ветру", Безымянный его знает.
– Какие тренировки? Зачем тренировки?

– Особая подготовка, - теперь её глаза уже с жалостью и какой-то мягкой грустной тоской смотрели на меня, изучая моё лицо.
– Увы, она необходима.

– Но зачем?
– любопытство терзает меня всё больше и больше, не просто высовывает свой дёргающийся носик из-за угла, а уже нагло машет пушистым хвостиком у всех на виду.

– А чтоб не помер ты через секунду после принятия заказа, - честно отвечает она, и вдруг её руки снова касаются моего живота, почему они так тяжелы? Я поднимаю глаза, смотрю на неё в упор, пытаясь отыскать хоть миллиграмм иронии в последних сказанных ею словах и к своему вящему ужасу и паническому страху своего добродушного любопытства не нахожу. Вот это да... Влип, очкарик!

Я поджимаю губы и начинаю легонько похлопывать её по бёдрам. Крыть мне нечем, а потому... Занавес опускается, господа, артисты могут разойтись. Интересно начинается новая жизнь!

И в полном молчании я нежно касаюсь её мягких изумительных губ своими губами...

* * *

Тихие голоса... Они негромко звучали вокруг меня, не собираясь, однако, утихать, не умолкали, но и не разгорались со страстной силой, просто что-то бормотали на периферии моего сознания, которое так же как и я находилось в полудрёме. Щекой я ощущал невероятную твёрдость и крепость плеча Грэя, к которому привалился, подо мной

было, наверное, одно из самых мягких сидений, какие только могли существовать в природе, а ласково и нежно обдувавший меня из приоткрытой форточки ветерок доставлял ни с чем не сравнимое блаженство. Тряска почти не ощущалась, машина шла удивительно ровно - это по нашим-то марсианским дорогам!
– вот только два голоса, тихо жужжащих о чём-то у меня над самым ухом, доставляли определённое неудобство и несколько раздражали.

Закрыв глаза и отрешившись от всего, я вновь и вновь уносился в свои воспоминания, которые так любил заново представлять перед глазами, не потому что живу ими - нет!
– просто люблю вспоминать всё хорошее; они горели в моей памяти ярко, словно жарким огнём и крепкой сталью были выплавлены на долговечном материале, они не угасали со временем, не исчезали, не растворялись; я хорошо помнил даже мельчайшие детали, впрочем, заслуга в этом скорее всего принадлежит не мне, а тому самому специальному курсу, через который я был вынужден пройти, потому что подсознательно, каким-то мистическим шестым или седьмым чувством понимал, что в случае отказа потеряю Шелу, которая так быстро и так неожиданно легко стала значить для меня очень много. Даже слишком много, я бы сказал. Надо было остаться, чтобы быть с ней, вопреки всему моему здравому смыслу и всем привычкам, которые верещали, что хотят жить как и прежде: сладко, вкусно и неторопливо, чтобы по мановению царского пальчика ко мне спешил десяток холуёв с почтительными рожами а-ля "чего изволите-с...". Но... привычкам пришлось заткнуться, потому что на них вовремя рыкнуло мудрое сердце. И вот я здесь, веду рабочий образ жизни, не впервые, но это вовсе не значит, что мне это нравится, впрочем, иногда и нравится, зарабатываю средства для существования кровавым тяжёлым трудом. Действительно тяжёлым. И действительно кровавым. Вспомнить хотя бы те тренировки... Не зря нам потом - именно потом, когда уже почти всё закончено!
– доверительным шёпотом говорят, что через этот курс проходят в среднем трое-четверо из десяти, остальные... Ну что ж, чего мямлить, я сам видел, как погибло двое молодых здоровых парней, чьи сердца не выдержали страшных перегрузок, которые едва не раздавливают тебя в лепёшку. А те, кто проходит, тех уже не назовёшь обычными людьми. Генетические мутации и результаты работы ДНК-инженеров практически незаметны, их почти невозможно обнаружить, но они есть. Они есть...

Плечо подо мной вдруг задвигалось, я недовольно замычал, не понимая, что за жестокость - меня будить, потом что-то обиженно буркнул себе под нос, с трудом отклеился от плеча Грэя, разлепил глаза и посмотрел по сторонам, выглядывая в окна.

– Но ведь мы ещё не на месте, - ляпнул я первое, что в голову пришло, осмотревшись и душераздирающе зевнув, потом посмотрел на сидящего на переднем сиденье Капитошкина, и повторил: - Нам же ещё ехать и ехать...

– Это я знаю, - ворчливо отозвался он.
– Удивительно, что ТЫ это знаешь, не думал я и не надеялся, что ты окажешься способен запомнить дорогу с моих кратких объяснений. Ты меня удивил, Андрей. Во второй раз уже за сегодня.

– А первый раз когда был?
– машинально спросил я.

– А ты на себя посмотри, - посоветовал он, кивая куда-то мне в сторону груди.

– А что не так?
– я вопросительно посмотрел на занявшего чуть ли не половину салона нашего колоссальных размеров умника и в очередной раз постарался не рассмеяться: элегантный костюм с бабочкой и рыжая бородища производили то ещё впечатление.

– А у тебя нормального костюма не было?
– ехидно осведомился Капитошкин.

Я покрутил головой, осматривая себя со всех стороны, не нашёл в себе ничего потустороннего и паршивого и удивлённо посмотрел на невесть зачем придравшегося ко мне Старика. Что значит "нормального костюма"? Чем ему этот плох? Я стряхнул с рукавов несуществующие пылинки и недовольно надулся.