Курьер. Дилогия
Шрифт:
От негодования я вспомнил весь свой богатейший словарный запас нецензурной лексики, начатый ещё во времена Великой Зимы, как окрестили позже те жуткие холода, и до сих пор ещё не оконченный. Фразы и слова с языка срывались и простые, и витиеватые, я помянул всю родню Капитошкина, описал все их наклонности и характеры, после чего умолк и с минуту сосредоточенно сопел, стараясь придумать что-нибудь новенькое, потому как чувствовал, что набором из более чем десяти тысяч ругательств я всё накипевшее в душе не опишу, а то что опишу, будет слабым и тусклым оттенком картины, щедро
Рука моя сама собой коснулась чашки с чаем, я залпом допил остатки, каждый раз чувствуя, что последующие глотки по вкусу отличаются от предыдущих, после чего глубоко вдохнул и закрыл глаза, потихоньку выдыхая через нос и очищая дух и разум от негатива. Через несколько секунд в голове посветлело, я испытал покой и благоговейный трепет перед силой жизни, встряхнулся, сбрасывая оцепенение, и стал прибираться. Тарелки я сгрёб и сунул в раковину, туда же угодила чашка с заварником, коробку с чаем я предусмотрительно заныкал ещё подальше, уже в другое место, памятуя, что Шела иногда будто бы невзначай умудряется даже читать мои мысли.
Протерев поверхность стола салфеткой, я активировал духовой шкаф и перевёл его в режим самоочистки, после чего приподнял кухонное полотенце и нажал на один из символов сенсорной панели управления роботами кухни, которая скрывалась под ним. Дело всего утра было выполнено, генеральная цель поставлена и достигнута, можно было бы часик поваляться пузом кверху, слушая новости Системы - чудаки, они считают свой невинный лепет новостями! Ха!
– или, например, окунуться в затягивающие волны классической музыки, но... Меня ждали уже через час, вдобавок следовало отыскать в дремучих дебрях наших с Шелой шкафов костюм, а-то действительно как-то неудобно будет показываться перед нашим локальным господом богом в простенькой хоть и фирменной рубашке с короткими рукавами, штанах и лёгкой куртке поверх всего. Как я ни не любил костюмы, а всё равно надо было приодеться. Авось, себя зауважаю, когда в зеркале представительного джентльмена увижу.
* * *
– Помнишь, как это было?
– Конечно, помню...
– Не хочешь повторить?
– Знаешь, пожалуй нет... Не стоит портить романтику того раза попытками повторить и воплотить её в тех же движениях, взгляде, мыслях... Мне кажется, что это убивает чувственную сторону воспоминаний о тех событиях, оставляя лишь простые грубые факты.
– А я бы, наверное, хотела это повторить, - бормочет она тихо, прижимаясь к моему боку и оплетая руками шею.
– Зачем, если можно попробовать обставить это по-другому? На что нам воображение дано?
– Вряд ли у нас хватит пороху на вторую такую ночь...
– Ты плохо меня знаешь, - возражаю ей.
– А оттого плохо представляешь весь потенциал моего могучего интеллекта, который может завести в такие дебри, откуда даже нашему дуэту вроде Бонни и Клайда выбраться будет несколько затруднительно...
– Какой ты разговорчивый, - в который раз с каким-то загадочным вздохом констатирует она.
– В той ситуации, где всем хватило бы одного-двух слов, ты не успокаиваешься, пока не обрисуешь все стороны и нюансы. Откуда это
– Ты уже спрашивала, а я уже отвечал, - говорю я спокойно, поглаживая её рукой по волосам и глядя за игрой и подмигиванием звёзд на ночном небе.
– Я помню, - шепчет она чуть слышно.
– Но ты всегда отвечал в шутку, пряча настоящую причину за горой ненужных добавочных сведений. Скажи сейчас честно и откровенно и, если можно, кратко, пожалуйста, в чём причина твоей многословной манеры высказываться и изъясняться?
"Ничего у себе у меня многословная манера говорить, - удивляюсь я мысленно.
– Сама-то эвон как высказалась...".
– Кратко не получится, - отвечаю я, зная, что говорю.
– Не в моих привычках изъясняться кратко. Раньше - да, приходилось, но сейчас... Наверное, самый краткий ответ таков: моя многословность вызвана стремлением отличаться от подавляющего большинства людей, стремлением выделиться. Но это лишь один из множества ответов, потому как не только в этом моём желании причина.
– А почему ты спрашиваешь?
– замечаю я, помолчав немного, и смотрю на неё из-под полуопущенных ресниц боковым взглядом.
– Просто никогда не могла этого понять, - вздыхает она и щекочет мне кончиками пальцев грудь.
– Ты и без этой своей говорливости отличаешься от большинства мужчин, уж это я вижу хорошо, иногда даже слишком хорошо. Ты как будто из другого измерения, из другого времени... Какой-то... универсальный солдат, - медленно произносит она, с трудом облекая ясные и понятные мысли неуклюжими словами, я это знаю: почему-то всегда тяжело облечь в слова то, что так ясно горит в голове, а потом ещё и донести до собеседника.
– Откуда это в тебе, Андрей?
– Но почему ты всё это спрашиваешь?
– я даже просыпаюсь от удивления - в конце концов подобные вопросы она частенько задавала мне и раньше.
– Просто хочу знать...
– Просто так даже звёзды на голову не падают, - отрезаю я.
– Есть причины, только говорить ты их почему-то не желаешь... Откуда всё это во мне? Я тебе уже говорил. Скажу так и быть ещё раз: наверное, из Космоса или от природы. Я не знаю, Шела. Я ведь тебе не написанная программа, с заранее определённой линией поведения, в которой вдруг обнаружился сбой, изменения... Просто такой вот я. Разносторонний. Иногда говорливый, иногда молчаливый, иногда дурак, иногда не очень. Трудно быть одним, Шела, очень трудно. А вот человеком сложным быть легко, достаточно характер воспитать... Между прочим, казаться сложным тоже не трудно, даже если таким ты и не являешься на самом деле.
– А зачем казаться не таким, каким есть?
– шепчет она мне в ухо.
– А чтобы люди думали о тебе так, как хочешь этого ТЫ, - подчёркиваю я.
– Многим параллельно до мнения большинства, но они подчас забывают, что это может стать весьма и весьма грозным оружием при умелом использовании.
Я умолкаю, слыша, как она посвистывает - это у неё означает храп и означает, что ей видите ли скучно и неинтересно. Нужен допинг. Нужна реанимация. А потому я поднимаю руку и нежненько так щипаю её под одеялом.