Курган. Дилогия

Байбаков Сергей Геннадьевич

А может, то что он сейчас видит всего лишь бред? Тот спокойный бред, те же видения, что одолевают душевнобольных? Впрочем, что видят люди с помраченным рассудком, Кирилл не знал. Так что сравнить не с чем. Единственное в чем он твердо был уверен, это то, что у него не белая горячка, в народе именуемая ласковым словом – белочка.

Насколько слышал Кирилл, в белочке не ощущается того спокойствия и умиротворения, что овладевало им сейчас. В белой горячке народ мечется и видит всякую жуть и непотребство. В ней мозги клинит так, что небо с овчинку кажется. А тут же небо голубое, бездонное. И никаких страхов Кирилл не ощущал. Это первое. А второе – Кирилл выпивал редко, немного и только качественные напитки, а не ту бодягу, что льется на несчастную

Россию.

Кирилл поймал себя на мысли, что предложи ему вернуться обратно, он всеми силами станет этому противиться. Что-то возвращаться нет ни малейшего желания. Ведь он попал в сказку. А часто ли люди попадают в сказку? Нет. Большинство – никогда. Люди тянут лямку рабочей скотинки, не задумываясь о будущем. Рабочая скотинка – это так, образно. Неважно, откуда ты смотришь на мир: из иллюминатора собственного лайнера или сквозь грязное стекло общественного транспорта. Главное – ты обязан что-то делать, выполняя порой никчемную, никому не нужную работу. Надо работать. Работать изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Работать всю свою короткую жизнь, ни о чем не задумываясь, не видя, как прекрасен мир.

А когда бьет последний час, и, помахивая зазубренной косой, приходит курносая в погребальном саване, то люди начинают судорожно цепляться за жизнь.

Неважно как! Неважно зачем! Но надо пожить еще чуть-чуть, хоть немного, хоть самую малость!..

Людям некогда смотреть по сторонам. И сказка, в которую, возможно способен попасть каждый, проходит стороной. Впрочем – это не их вина. Просто надо жить и выживать. Такова жизнь. Мир давно поделен на черное и белое. Середины нет. Есть богатые. Есть бедные. Но и те и другие должны пахать, пахать и пахать, чтоб выжить, что снова и снова заработать немного (или много, у всех свой критерий) денег. Ведь что ни говори, а определенное их количество дает какую-то иллюзорную свободу. И свободу мыслить, и свободу действий в том числе…

Кирилл шел, с любопытством оглядывался, впитывая и запоминая каждую мелочь, и продолжал размышлять.

«Дорого бы дали разного сорта мутновидящие, чтоб попасть на мое место. Если подумать, то, что они могут, мутновидящие? В лучшем случае запарить клиенту мозги так, чтоб он сам иносказательно, жестами, мимикой выложил свои пожелания, а прозорливая повитуха выдала обратно то, что он хотел бы услышать. Для этого особых мозгов не надо. Только основы психологии. А вот попади сюда одна из очередных потомственных клуш-целительниц, чьими толстыми ряхами заполнены страницы сайтов и бесплатных газетенок, так еще неизвестно, чтоб с ней стало! Что они могут? В лучшем случае состряпать на колене очередную околомедицинскую книжонку, что в народе прозвали метким словом – «клизьма». Моча туда! Моча сюда! «Пейте по утрам натощак или на ночь перед сном, и будет вам щастье!» Добро бы изысканный коньяк предлагали. Мол, по утрам и вечерам принесет неоспоримую пользу. Тут бы все с ними согласились. А тут… Они вообще людей за идиотов держат, всерьез рассуждая о пользе глистов. А ведь кто-то покупает эту книжную муть, и – главное! – попунктно следует дурацким советам! Так попади сюда такая целительница, так вся ее дурацкая атрибутика: хрустальные шары и наговоренные хреновины полетят к черту! Повитухи тут точно бы дуба дали, еще там, в круглом зале, увидя лорда Абигора! – Кирилл развеселился от этой мысли. – А колдуны каких-то там астральных академий? Те, что пучат с фото безумные глаза пекинеса? Вот бы их сюда! Чтоб заткнулись раз и навсегда, и больше не лезли в божий промысел! Не их собачье дело – вмешиваться в дела Создателя!..»

При последней мысли Кирилл неожиданно остановился и хлопнул себя по лбу.

– Да что ж это такое! Что за хрень! Вот же ж память!

Со всеми этими только что увиденными диковинами и красотами, он совсем забыл о своей собаке – кавказской овчарке Шейле! Где она? Поводок в кармане, а собака? На прогулке-то, он ведь с ней был. И первая мысль, после того как он стараниями лорда очухался, была о ней. Впрочем, лорд Абигор,

кажется, говорил, что с собакой все в порядке. В порядке-то в порядке, Кирилл теперь уже ни на йоту не сомневался в словах рыцаря, но все-таки лучше, когда любимица вышагивает рядом.

– Послушайте, Яков. Я попал сюда с собакой. Она такая, большая… очень большая, серо-бурого окраса. Хвост пушистый. – Он принялся как можно понятнее для монаха описывать Шейлу. – На ней строгий ошейник, такой, железный. А намордник снят. Вы ее не видели?

– Она в замке. – Яков снова выпростал пухлую ладонь из широкого рукава и указал на далекий замок. – Ее туда отвел господин Грей.

– Грей? А кто это?

В блеклых и невыразительных глазах Якова появился ужас.

– Вы сами его увидите, господин Кирилл, – поклонился монах. – В замок ее приказал отвести наш властитель – лорд Абигор. Видите ли, на утес он пошел вместе с господином Греем. А когда появились вы, с госпожой… – Тут монах замялся: – Простите, я не знаю, как ее зовут, то господин лорд приказал ему отвести вашу собаку в замок. Попутно он наказал прислать меня – в качестве провожатого для вас. Господин Грей очень обрадовался госпоже… Э-э..

– Шейла. Ее зовут Шейла.

"Тайна за тайной… – подумал Кирилл. – Шейла в одночасье стала госпожой – если перевести слова Якова на нормальный язык. Хм… думаю, ей это понравится. Еще, оказывается, тут есть какой-то господин Грей. И судя по всему, этот господин немалая величина в этом славном месте. Вон как Яков побледнел, когда упомянул его. Видать тут подчиненных держат в ежовых рукавицах. Хотя странно – вроде бы он как служитель божий……"

Кирилл глянул на черепичные кровли странного, с однообразными домами, городка. Он лежал слева. До него не больше двух километров. Странно, но дорога, по которой они шли, пока не имела ни одного разветвления. И к городу дорога не вела. Казалось, что ее проложили специально от замка до утеса.

– Яков, а как называется этот городок?

Монах тяжело вздохнул. Его тонкие бесцветные губы чуть шевельнулись. Казалось, Яков пытается что-то сказать, но не получается. Наконец, после какой-то мучительной внутренней борьбы, он с усилием вымолвил:

– У него нет названия, господин. Каждый волен звать его как хочет. Я зову его городом первой истины.

– «Первой истины»? Странное название для такого чудесного городка. Очень странное. Яков, а ответьте мне на такой вопрос. У меня прекрасное зрение. Но что-то я никого не вижу на его улочках. Там есть жители? Или они скрываются, сидят по домам?

– Есть, – односложно ответил монах. – Жители есть…

– А как вообще называется эта страна? Как ее называют те, кто тут живет? – Кирилл выжидательно посмотрел на монаха.

Ответа не последовало. Яков молчал – и в глазах его застыл ужас. Потом они неожиданно увлажнились, и из правого глаза, оставив светлую дорожку на пыльной щеке, скатилась слеза.

«И ему не задавайте тех вопросов, о которых я вас предупреждал. На них он не ответит. Ему позволено говорить только на те темы, которые не относятся к области запретных. В противном случае он будет просто молчать…» – вдруг всплыли слова лорда Абигора. – "Ясно, значит, этот вопрос из тех, на которые Якову запрещено отвечать. Но как же все это странно!"

– Ладно, Яков, успокойтесь, я не хотел вас тревожить. Успокойтесь…

Некоторое время шли в молчании. Кирилл размышлял, а Яков не разговаривал, и конечно не задавал никаких вопросов. Он вообще шел, как и обещал, чуть сзади. Мелко семенил, стуча деревянными сандалиями. Если б не этот навязчивый стук, напоминающий о том, что он не один, то Кирилл давно шел бы быстрым шагом. Так, как он привык ходить. Но тогда пухленькому монаху за ним не угнаться.

Впереди послышалось лошадиное ржанье. Вскоре из-за недалекой рощицы выбежала небольшой табун во главе с большим, темно-гнедым с подпалинами, или, попросту говоря, – караковым жеребцом. Он красовался перед кобылками, перебирая стройными ногами и приподняв длинный, чуть ли не до земли, хвост.