Курган. Дилогия
Шрифт:
Русалки ужаснулись: Дубыня постарался – этот кус слишком велик! Неужели Шейла съест его целиком? И даже с костью?! Она ведь сказала, что любит глодать кости, а потом закапывать их про запас.
– Благодарю, – умильно тявкнула собака, – благодарю тебя Дубыня. Это то, что надо! Хоть я и приучена ничего не брать из чужих рук, но сейчас не место показывать свою воспитанность. Благодарю…
Собака занялась ляжкой. Обхватив ее сильными передними лапами и тихонечко урча Шейла не торопясь вонзила клыки в мясо. Леший умильно смотрел на собаку. Русалки на лешего. Всем вдруг стало отчего-то приятно. Наверно, собаке от мяса на кости, лешему оттого, что он видит, как ест потомица бога Семаргла, а русалкам
За такими важными, неотложными делами и занятными разговорами они совсем забыли о том, что в их сторону едут какие-то люди. Шейла бросила заниматься мясом, и с сожалением глянув на сочный, местами обглоданный кус, вскочила на лапы. Собака повела носом, коротко тявкнула и повернулась к русалкам. Они спокойно сидели на пеньках, выжидая, что же произойдет дальше: как люди будут обходить преграду, что недавно сотворил Дубыня. И тут леший и русалки насторожились. К озеру подъезжали венды.
Глубоко меж деревьев раздалось далекое лошадиное ржание. Ей вторила другая лошадь. Послышался чуть приглушенный топот копыт. Отряд из пяти всадников приближался к песчаному языку.
– Вот они, едут! – шепнул Дубыня. Отчего он говорил тихо, леший понять не мог. Ведь ясно, что из-за густых, непроходимых елей его не слышно. Наверно волновался. Сам поражался, как это у него получилось сделать такой большой невидимый заслон. Им-то, на косе видно и слышно все. А вот людям…
Лошади остановились перед невидимой чертой. Всего пять жеребцов и одна кобыла. На них восседают пять человек. Один из них старик, он на кобыле, рядом с ним мальчик на белоснежном коне. Предводительствовал отрядом здоровенный светловолосый парень, нет скорее мужчина. Видно, что уже немного кряжистый и заматеревший. Двое других молодые парни в красных рубахах. У одного из них рука замотана в лубок. Видимо покалечился где-то, бедолага. На поясах висят мечи. Это не охотничье оружие. За спинами налучья с луками и тулы. А вот это для охоты сгодится. Правда даже легких копий-сулиц ни у кого нет. Не говоря уже о рогатине, которой можно бера остановить. Странно, вроде и воины, но похожи на охотников. Странно
«Ну экие дурни! – мысленно заулыбалась Велла, глядя на молодых парней. – Кто ж в лесу красные рубахи носит? Выдумают же! Лес – это не город!» Русалка права: красный цвет – это яркий цвет опасности или яда. Все ядовитые гады любят стращать недоброжелателей таким вот ярким цветом. И это оправдано. На них мало кто отважится напасть. Себе дороже – куснет какой-нибудь зверек ядовитую да вонючую букашку, опробует яркий гриб и будет потом долго отплевываться и чесать лапой нос – выгоняя вонь, и лакать воду – чтобы охладить раскаленные внутренности.
Всадники держатся как опытные воины: вроде бы и на расстоянии находятся, и видно, что из виду друг друга не выпускают.
Люди с любопытством глядели вверх. Они разглядывали вершины невидимых для русалок и лешего елей. Да, так и есть. Дубыня был прав. Это княжеские дружинники из Виннеты, хотя и обряжены по лесному. Просто и удобно, как лесные охотники венды. Да они и есть венды, вон видно по их лукам и расшитым оберегами рубахам.
Венды о чем-то переговаривались. С косы сложно услышать, о чем именно. Наверно решали, каким путем дальше ехать. Косу они не видят, а дальнейший путь закрыт, надо объезжать и делать большой крюк. Дубыня постарался. Так елей насадил, что ни туда, ни сюда не пробьешься.
Вот один венд тронул повод и подъехал ближе к незримой черте, что отгораживала песчаную косу. И тут Дубыня едко улыбнувшись, неожиданно шлепнул себя рукой по щеке.
И сразу же – ох
– Видите, это я на них злое комарье, да мошку наслал, – заулыбался леший. – Им срок только в начале лета появиться, а я лесную гнусь сейчас меж еловых лап запрятал, да вот и наслал на людишек! Пусть почешутся! Быстрей уберутся, да своим путем отправятся!
Но венды убираться пока не хотели, отъехали, почесываясь, и вновь направились к невидимым елям. Вот упрямцы! Ну что тут поделаешь?
Тут Дубыня сердито улыбнулся, насупился и вложил два пальца в рот. Леший надул щеки и как-то по-особому свистнул. Да так, что Шейла даже присела, а, потом, не выдержав, положила лапы на уши.
Свист лешего оказался невыносим для собаки. Неслышимый для простого людского уха, неслышимый и для русалок. Леший просто бы дул сквозь пальцы. Раздавалось всего лишь тихое шипение. Но собака ощущала этот невыразимый дикий посвист так, словно ей в уши забрались едкие кусачие жуки и вдруг невыносимо принялись грызть и больно щекотать голову. Шейла, не выдерживая режущей боли, начала тихо поскуливать.
А русалки увидели, что откуда не возьмись, из лесу со стороны вендов, из-за озера, из-за далеких вершин вдруг к тому месту, где сейчас отмахивались от злого комарья люди, вдруг бесшумными черными стаями, стремительно и резко неслись летучие мыши. В воздухе неслышно нарастал звон, попискивание, шелест кожистых крыльев. Летучие мыши стаями кружили над всадниками, ловили мошкару, черными тенями носились меж дальних деревьев.
И тут люди не выстояли! Их предводитель что-то гаркнул, выпростал из штанов рубаху и, вздернув ее полы на голову, пустил жеребца вскачь. За ним, не мешкая, и так же прикрывая головы рубахами, припустили и остальные венды. Победа осталась за Дубыней. Люди в этом месте не прошли!
Вот так-то, – улыбался довольный леший. – Что они супротив меня, да простой мелочи. Важно, чтоб этой мелочи побольше было. Комары, да мышки летучие, вот и все что потребно для того, чтобы с людьми совладать. А то ишь, чего удумали, с косы нас согнать, да дела не дав доделать! Экие хитрецы!..
О том, что эти люди даже не имели ни малейшего представления, кто стоит на их пути, и просто ехали по своим делам, Дубыня как-то не задумывался.
Шейла меж тем сняла с ушей лапы. Русалкам показалось, что она даже облегченно перевела дух. Собак с укоризной глянула на Дубыню: «Мол, что ж ты делаешь, кормилец? Разве можно так свистеть? Так и без ушей остаться можно.
Вдруг Шейла подняла голову. В ее глазах блеснула искра непонятного сомнения. Потом псица принялась шумно втягивать воздух блестящим черным носом и водить по сторонам головой. Собаку что-то сильно обеспокоило.
Дубыня пристально смотрел на нее. Как лесной хозяин он знал, что некоторым зверям от рождения дано замечательное чутье. Им даже не надо видеть того, кто находится от них на далеком расстоянии. Не надо слышать. Они и так все знают о намеченной жертве. Знают, куда она направляется, что делает. След жертвы будет долго витать в воздухе, пока тонкими струйками не дойдет до ноздрей охотника. А ведь это знание про другого зверя, который должен вести себя скрытно. Ведь от скрытности зависит его жизнь. Учуять жертву, выяснить, что она из себя представляет, и наметить, как ее надо брать, для зверей-охотников несложно. Лишь бы был верный нюх. А уж про людей вообще говорить не приходится. От них исходят такие ужасные запахи, что только мертвый не может его ощутить. Вот и у собаки Шейлы, судя по всему, был замечательный нюх. Что-то ей не нравилось…