Курсант: Назад в СССР 4
Шрифт:
— Не помню, вот те крест, — горячо проговорил он, будто и вправду на исповеди. — Но знаю точно, что видел его, а как выглядит, не запомнил. Будто память отшибло враз. Колдовство. А вы-то как думали.
— Все просто, Митрофан, ты и про чертей как-то рассказывал, что видел. Напьешься сам до чертиков — и мерещится всякая погань.
— Не веришь, да? — охотник смерил милиционера взглядом избранного. — А люди до сих пор пропадают.
— Вот мы как раз это и выясняем, — вмешался Горохов. — Не заметили ничего странного? Сколько
— Четыре.
— Что? — следователь недоуменно уставился на деда.
— Знаю как свои четыре пальца, — Митрофан снял рукавицу из овчины и с гордостью продемонстрировал нам левую кисть с четырьмя пальцами, вместо большого торчал обрубыш. — Бензопила, чтоб ей пусто было, покалечила. А еще “Дружба” называется. Сосед когда-то купил. Сколько спьяну мужиков она порезала, пока не приноровились к машине бесовской. А как приноровились, сломалась она, зараза. Так и валяется где-то у него в сарае без дела.
— Ну, хорошо, — кивнул следователь, — Пусть будет четыре. Мы обследовали эти территории, — Горохов ткнул рукой в горизонт. — Где нам еще поискать?
— А что вы ищете? — хитро прищурился дед.
Горохов, хоть и надеялся на помощь, не стал выдавать подробности нашего мероприятия, а лишь уклончиво ответил:
— Все, что могло бы указать на пропавших женщин. Все необычное и странное.
— Так это вам туда надо, — Митрофан махнул на восток. — Там Лешьи холмы. Гиблое место. И зверь там не водится, потому и охотники стороной то место обходят. Пустое оно. Да и сгинуть можно. Не раз такое было. В мое время.
— Далеко до холмов этих? — оживился Горохов.
— Да верст пятьдесят.
— Туда и обратно сотня, — задумчиво проговорил пилот. А потом еще до города тянуть… Керосина может не хватить.
— Черт! — Горохов пнул снег.
— Может, отложим на завтра, Никита Егорович? — предложил я.
— У нас договоренность была на один летный день, — запротестовал пилот.
— С начальством вашим я договорюсь, — зло зыркнул на него Горохов.
— Не выйдет, — развело руками тот. — Завтра я по плану вывожу из Березовки неходячего в область. На операцию. Дороги там плохие и на машине нельзя, растрясет.
— На какую операцию? — нахмурился Горохов.
— А я почем знаю, — пожал плечами пилот. — Я человек маленький, меня в такие детали не посвящают. Знаю только, что ждет он операции вот уже месяц.
— Месяц ждал, и еще денек подождет! — А ты, маленький человек, попробуй только не прилети в Мохово завтра. Я тебе такое устрою.
— Вы с моим начальством договоритесь сначала, а потом стращайте. Мне куда скажут, туда и полечу, — отрезал пилот.
— Сюда тебе скажут, сюда, — процедил Горохов.
— Чтобы избежать возможных недоразумений, — проговорил я. — Может, все-таки тогда
Пилот наморщил лоб и поскреб затылок:
— Рискнуть-то можно, только придется максимально облегчить грузоподъемность.
— Балласт, что ли сбросить хочешь? — недоверчиво скривился Горохов.
— Ага, — кивнул пилот. — Вас.
— Ах ты морда вертолетная! Да я тебя сейчас!..
Пилот шмыгнул за мою спину, а я расставив руки, остановил тушу следователя:
— Никита Егорович, а ведь он прав. Дальность полета пустой вертушки увеличивается чуть ли не в два раза…
— Да? — Горохов озадаченно сдвинул шапку на затылок. Злость его пропала, а судя по сведенным бровям, в голове проносилась тысяча и одна мысль. — Ладно, вдвоем полетим с тобой, — кивнул мне следователь.
Пилот покачал головой:
— Вы, дорогой товарищ, комплекцией солидной своей на два простых советских человека тянете, лучше бы вот именно вам не лететь.
Горохов фыркнул, но пилоту не ответил, постоял, подумал. Посмотрел на приданных оперов. Те тоже худобой не отличались. Один вообще на громилу больше был похож — помесь Валуева и Горбуна из Нотр-Дам-де-Пари.
— В общем, так, товарищи, — прервал его терзания пилот. — Если лететь до холмов, то могу взять лишь одного человека. И лучше, если это будет стройный молодой человек, — пилот кивнул на меня. — А иначе возвращаюсь на базу. А насчет завтра я не уверен. Человеку операция требуется все-таки.
— Ладно, — мрачно проговорил Горохов. — Полетит Андрей Григорьевич. Только осмотритесь, что там, и назад по светлу. Никакой самодеятельности.
Последняя фраза относилась ко мне.
— Пистолет с собой? — покосился на меня следователь.
— Конечно, — похлопал я по бедру под курткой.
— Только, Андрей, если что найдете, аккуратнее, — Никита Егорович повернулся к пилоту. — А ты, морда летная, не вздумай машину садить, что бы ни случилось. Преступник особо опасный. Одному никак нельзя против него.
— А я и не сяду, — заверил пилот. — На такой маневр тоже горючки уйма уйдет. Крутанемся только над холмами и назад.
— Удачи, Андрей, — Горохов протянул мне руку. — Что-то на сердце у меня не хорошо. Не хочу отпускать тебя…
— Да суеверия это все, Никита Егорович, — улыбнулся я. — Что может с нами случиться? Мы же в воздухе будем.
Торчать в лесу и прощаться по сотому разу не было смысла, надо было лететь как можно скорее.
— Я уже достаточно пожил, — поморщился следователь. — И суеверия от профессиональной интуиции отличить смогу. Давайте, с Богом.
— Что-то вы часто вспоминать всевышнего стали, — попробовал пошутить я. — Никак в веру по-тихому обратились, или я чего-то не знаю?
— Обратишься тут с такой работой, — Горохов повернулся к охотнику. — Ну что, дед? Проводишь милицию и прокуратуру до Мохова?