Курсанты. Путь к звёздам
Шрифт:
В другом случае кстати пришелся настоящий текст из песни о Щорсе. Даже слова править не пришлось. В этот день второй взвод отрабатывал технику метания ручной гранаты на дальность. Учились на тренажере, представлявшем собой две трубы (низкую и высокую), между которыми под углом, примерно, в 50 градусов натягивался стальной трос. К тросу на «ушке» привязывался металлический макет гранаты, весом около полкилограмма. Суть упражнения заключалась в умении швырнуть по тросу гранату вверх правильно. При отличном броске, она ударялась о верхний конец трубы, и съезжала по тросу
Выполнить упражнение было сложно. Тяжелая граната плохо скользила по тросу, и Марку в тот день никак не удавалось бросить ее правильно. Металлическая болванка-макет съезжала исправно вниз и громко била по нижней трубе. Командир взвода соседнего дивизиона, отличный спортсмен, стрелок, строевик, не чуравшийся черновой физической работы, решил показать, как надо бросать гранату на этом чудо-тренажере. Он раза три подряд легко добросил гранату до верха и протянул ее Марку.
Тот вновь не справился с заданием.
– Смотрите все внимательно, показываю последний раз!!! – произнес офицер сакраментальную фразу, не подозревая, что совсем не далек от истины. Взводный сделал еще один резкий бросок, граната звякнула о верхний край трубы, и заскользила вниз, набирая скорость. Показывая личный пример, капитан развернулся к строю, и не сделал, как следовало по руководству, шаг в сторону от троса.
– Все видели?! – сурово спросил он курсантов.
Взвод, как завороженный, смотрел не на него, а выше, на металлический макет гранаты, скользивший вниз прямо на лысую капитанскую голову. Раздался сухой стук, треск, и офицер рухнул на землю, как подкошенный. Его быстро отнесли в санчасть и перевязали огромную шишку на рассеченном до крови черепе.
На вечерней прогулке, которую он проводил лично, зазвучала революционная песня про легендарного полководца гражданской войны:
«Голова обвязана, кровь на рукаве,След кровавый стелется по сырой травеЭэээээээээээээ… эй! По сырой траве!»В строю отлично думалось, а в период подготовки к параду иного места побыть наедине с собой просто не было. Взявшись мизинцами, курсанты наматывали по плацу круг за кругом, а «Мозги отключить было сложно», – добавлял Генка. Именно там, на плаце, Таранов стал сочинять «ласточке» строчки, на которые не находил время в другое время суток. Вспоминал, как кружился с трепещущей в вальсе девушкой, и писал скромные строчки сонета:
«В тени опущенных ресниц,как веер прячущих желанья…Не всем дано коснуться тайныпрелестных, незнакомых лиц»Только «Трррр-Бум!» задавал ритм совсем другой, не на три четверти, и поэт в погонах сбивался на «раз, два!». Тогда получался марш или песня. Так, неожиданно, он написал строчки к строевой «Парни в форме цвета хаки» 6 , которую не принял замполит дивизиона, заявив, что «цвет хаки только у воинов капиталистических держав, а не у солдат советской армии». А то, что песня начиналась со слов о выпитой ими норме, вывело Черепа из себя так, что долго еще курсанты вспоминали топот ногами лысого критика.
6
См. Приложение №4
Однажды на занятиях по марксизму-ленинизму, где спокойно можно было писать
Стихотворение увидел Пучик и расчувствовался от того, что стал прообразом главного героя, так как походил на него «своей резвостью и ефрейторской молодцеватостью», по оценке текста Генкой. Матвею так понравились стихи, что сделать приятное автору произведения он посчитал своей обязанностью. Как всегда, его авантюра шла от надежды на хороший гонорар и последующее его обмывание. Благо опыт отправки писем в Москву у него сохранился со «сладкого конкурса». Взял, и отправил рукопись от имени Таранова в журнал «Юность».
Главным редактором этого известного литературно-художественного и общественно-политического журнала был Борис Полевой, а членом редколлегии чуть менее тогда известный Андрей Дементьев. В журнале печатались маститые и юные авторы, купить его было трудно, подписка доставалась не всем, а в ленинской комнате батареи журнал лежал в общем доступе.
Где-то через пару месяцев десятый дивизион уплетал овощное рагу за ужином в столовой, когда в обеденный зал торжественно вошел Пучик. Его вид ясно показывал «я был прав, письмо дошло!» Почтальон потряс высоко в воздухе конвертом, увешенным штемпелями и марками, набрал воздуха в легкие, и выдохнул всей батарее:
– Таран, тебе письмо из издательства «Юность»! – заорал он так, чтобы слышали все, надрывая толстый конверт. – Точнее, из редакции. Про твою поэму!
В зале наступила тишина, звон ложек об алюминиевую посуду на минуту смолк. Полетели шебутные выкрики курсантов: «Слава армейскому поэту!», «Тарану – ура!» А за ними последовали жидкие аплодисменты и смех.
– Ты отправлял, ты и читай, – Таранов продолжал жевать, надеясь на благосклонность столичных мэтров. Когда Пучик поделился идеей «написать в Москву», он не возражал. К середине третьего курса военного училища его письма в различные издательства и редакции, как правило, возвращались с денежными квитанциями за карикатуры или небольшие заметки. В кафе «Березка» они обмывались в дружной компании друзей. Правда, деньги чаще шли за рисунки, а тут – стихи…
– «Уважаемый автор! Мы с удовольствием ознакомились с Вашим творчеством, – начал декламировать Пучик с выражением пиетета и восторга, свойственным его умению читать официальные послания. – Вы убедительно описываете армейские будни и великолепно владеете слогом! Пишете уверенно для Вашего возраста и рифмуете удивительно интересно!»
Он читал целую страницу хвалебного отзыва, подписанного самим А. Дементьевым. Сплошные восклицательные знаки в честь «талантливого автора» стали немного настораживать Семена. «В строчках журнального мэтра много правды», – успел шепнуть Марк, когда на Таранова обратились неравнодушные взгляды курсантов. «Надо же, – читалось в их глазах, – а мы и не знали».
Тут Пучик перевернул лист. Таранов сидел довольный, глаза блестели от счастья, яркий румянец побежал по его щекам. Несколько стесняясь нахлынувшей славы, он вместе с остальными слушателями восторженного отзыва ел и слушал.
– «Но у Вас превалирует глагольная рифма, – чуть тише и с меньшим апломбом стал читать Пучик, – мысли выглядят несколько ординарно, герои показаны поверхностно и выглядят исключительно банальными, не полностью раскрыта заявленная армейская тема, необоснованно часто нарушается ритм стиха…».