Курская дуга
Шрифт:
— Я понимаю вас, товарищ генерал, не так черт страшен, как его малюют. Эта мысль должна пройти через все газетные материалы.
— Вот и отлично, формула найдена. Простыми, понятными словами надо высмеять «неуязвимость» вражеских танков T-VI. — Генерал закрыл печную дверцу и продолжал: — В результате нашего наступления образовался Курский выступ. Площадь его равна двадцати двум тысячам квадратных километров — немало! Это прекрасный плацдарм для фланговых ударов. Мы нависаем над орловской группировкой гитлеровцев
— Ясно, — сворачивая в трубку газету, сказал Дмитрий, — на Курском выступе дела будут серьезные, и надо уже сейчас готовить к этому войска.
Курбатов достал из портфеля несколько напечатанных на машинке листков:
— В руки наших корпусных разведчиков недавно попала любопытная записная книжка одного немецкого барона, капитана войск СС. Это, брат, документ. Барон, видишь ли, проходил в Германии повышенные курсы танкистов, осваивал «тигры». И зашифровал все, что знал о тяжелых танках T-VI.
— И удалось расшифровать?
— В общем — да… Нам теперь известны данные танковой пушки: калибр — 88 миллиметров.
— Сильная пушка.
— Да, — согласился Курбатов и перевернул листок. — За минуту башня делает один поворот. А о чем это говорит? — повеселел он. — Вот оно, уязвимое место! Башня поворачивается медленно. Есть в «тигре» и еще одна выгодная для нас черта, — усмехнулся комкор. — Вес брони и вооружение солидные, а мотор — всего 600 лошадиных сил. Значит, маневренность танка невысокая. — И Курбатов спрятал листки в портфель.
Дмитрий окинул взглядом блиндаж. В углу за времянкой стояла походная кровать, покрытая серым одеялом, над ней висела маленькая полка с книгами. Все вещи Курбатова умещались в одном чемодане. Генерал, как солдат, не терпел в походе лишнего имущества.
Сам Курбатов на первый взгляд показался Дмитрию помолодевшим. Но это было обманчивое впечатление. Удивительная выправка скрадывала годы, а голубые без старческой мути глаза, несмотря на седые волосы и морщины на щеках, молодили комкора.
Все же Дмитрий заметил, что волосы генерала за очень короткое время сильно поредели. На лбу появилась новая глубокая складка.
Возвратясь в землянку, Дмитрий застал своих товарищей за чтением газеты.
— С выздоровлением тебя! — воскликнул Бобрышев и обнял Солонько.
Грачев, чуть прихрамывая, бросился к Дмитрию.
— Я ради тебя остался здесь ночевать — что ж, думаю, уезжать не повидавшись.
— Спасибо, Александр, молодец!
Гайдуков, пожав Дмитрию руку, спросил:
— Как нравится новость?
— Я только что от Курбатова. — И Дмитрий принялся рассказывать о своей беседе с генералом.
— Николай Спиридонович, надо взглянуть на наш фронт, ты у нас бывший начальник штаба полка, у тебя
— Можно… Александр, тебе ближе всех, ну-ка, сними с гвоздя мою сумку!
— Приступим к анализу оперативной обстановки, — повернувшись в пол-оборота, шутливым тоном произнес Грачев.
— Ладно, давай скорее сумку!
— Сумку? Пожалуйста!
— Обратите внимание на линию фронта, — начал Бобрышев, раскладывая на крышке рояля хрустящую двухкилометровку, — какое оригинальное очертание! Смотрите… К западу от Курска фронт вклинивается в территорию, занятую врагом, а к востоку от Орла — в расположение наших войск.
— Два плацдарма, — проронил Гайдуков.
— Можно наступать и нам и противнику, — продолжал Бобрышев, — и наносить фланговые удары с юга и севера. Обстановка опасная, острая. Не случайно сюда пришла сталинградская гвардия. Если мы выиграем битву под Курском, то, мне кажется, гитлеровцы не удержатся и на правом берегу Днепра.
— Днепр… — мечтательно произнес Солонько.
Гайдуков взял со столика карандаш и провел им по красноватой жилке шоссе Белгород — Курск — Орел.
— Вот где таится опасность! Здесь гитлеровцы могут нанести удар крупными танковыми силами. Надо учитывать и нежелательный исход сражения. А что, если враг срежет Курский выступ?
— Тогда фронт под Курском превратится в «мешок». Наши войска, расположенные по дуге Курского выступа, будут окружены, и враг сможет начать новое наступление на Москву, — хмуря брови, сказал Бобрышев.
— Николай Спиридонович, сколько прошли гитлеровцы в сорок втором году? — спросил Гайдуков.
— Если взять Юго-Западное направление… то местами до шестисот километров.
— От Томаровки до Курска гитлеровцам надо преодолеть сто двадцать пять километров, а со стороны Орла — всего лишь семьдесят пять.
— Разные годы и разные погоды, — перебил Гайдукова Бобрышев. — Да и мы уже не те, нельзя забывать, дружище, Сталинград.
— Погоди, Бобрышев, ты выслушай меня до конца. Я хотел сказать вот о чем. Когда Гитлер смотрит на Курский выступ, у него горят глаза. Пройти двести километров — и наши войска в котле. Заманчивая штука, не правда ли?
— Еще бы! — кивнул Бобрышев.
— По черным обломкам фашистских машин придем мы к победе и вступим в Берлин! — продекламировал Солонько.
— Вот и «шапка» готова к полосе, о которой я думаю. Стой, это находка! — Гайдуков достал из кармана блокнот, записал стихи.
— А что ж наши союзники?.. Неужели, когда начнется бой под Курском, они не помогут нам, не откроют второй фронт?
— Спешить они, Дмитрий, не будут… А Гитлер соберет под Курском отборные дивизии и новые тяжелые танки… — пощипывая усы, вздохнул Гайдуков.