Курская дуга
Шрифт:
— Чем порадуете, какие у вас новости, комдив? — спустившись в блиндаж, спросил Курбатов.
— Разрешите доложить обстановку?
— Главное. Линия обороны?
— Она не прорвана, но получила серьезную вмятину…
— Противник почти преодолел первый рубеж обороны. Не за горами второй, — напомнил Курбатов.
— Я прошу вас, товарищ комкор, обратить внимание на плотность вражеской группировки. Взятые в плен офицеры показали: помимо авиации, на каждом километре фронта на главном направлении действуют: четыре тысячи пятьсот солдат,
— Я предвижу сто и сто пятьдесят танков. Надо действовать с величайшей решительностью и чаще переходить в контратаки.
— Я враг пассивности и ожидания.
— Вы не дремали, но последняя контратака не удалась… Вы, полковник, нанесли удар в острие клина, в самое сильное место. Разве так бьют? Защищаясь, мы тоже должны искусно маневрировать, разведывать, находить уязвимые фланги. Непреодолимость нашей обороны — это упорное удержание укрепленных рубежей, уничтожающий огонь и контратаки… Смелые, но умелые!
— Враг коварный, ему удалось перехитрить.
— Долг платежом красен! — И чтоб удобнее вести наблюдение, комкор сел на футляр от стереотрубы.
На перекрестке дорог закрутилась пыль. Ее взметнул неразорвавшийся снаряд. В хлебах виднелись черные полоски. В лощине — грязный ручей, смоленые, как лодки, берега, кривые, горелые пни. Сама природа протестует против войны… Курбатов перевел взгляд на рощу Фигурную — зеленую и нарядную, но уже кое-где на опушках общипанную артиллерийским обстрелом. Сгорел высокий кустарник, и Павел Филиппович едва узнал верхушку горки Острая.
Комкор всматривался в линию обороны. Местность казалась пустынной. И только за перекрестком двигался желто-зеленый сверкающий огнем танковый клин. Бронетранспортеры подвозили пехоту. Впереди тяжелых танков шла бронемашина, за ней пылил отряд мотоциклистов.
Еще ранней весной, когда создавалась линия обороны и Павел Филиппович выезжал на рекогносцировку местности, он задумал в этом районе, в случае прорыва, завлечь танки противника в огневые мешки.
Опыт войны подсказывал ему: где б ни наступали гитлеровцы, они всегда придерживались дорог. Сильно пересеченная, заминированная местность исключала неожиданный маневр. «Тигры» и «фердинанды» вынуждены были наступать там, где их ждали гвардейцы.
Павел Филиппович был уверен: огневой мешок — гибель для танков и самоходок. Но как будут действовать артиллеристы? Хватит ли выдержки, мужества у орудийных расчетов пропустить в тыл стальные громадины с автоматчиками на броне?
Заградительный огонь батарей с закрытых позиций остановил неприятельскою пехоту. Танки замедлили движение. Пехотинцы подтянулись. Но отряд мотоциклистов рассеялся. Бронемашина сползла в кювет и дымилась. Тяжелые танки с десантами автоматчиков вышли вперед.
— Ага, вот где «карман»! — Курбатов заметил у самой дороги храбрецов, они быстро выкатили из укрытия орудие. — Заигрывающие! Давай заигрывай, заманивай в «мешок»!
Орудие моментально исчезло в замаскированном «кармане». Гитлеровские танкисты не успели засечь его. Они заметили ложный артиллерийский окоп и туда направили огонь.
— Вы случайно не знаете, кто командир заигрывающего орудия? — продолжая наблюдать, спросил Курбатов.
— Я справлюсь… — Полковник снял трубку. — «Луну»! «Луна»? Кто командует заигрывающим? Ефрейтор Бобров, бывший наводчик… Знаю… В расчете все коммунисты… Вызвались заманить врага.
— Бобров? — вспоминал вслух комкор. — Это не тот ли, о котором писала газета?
— Да, это он и по-прежнему совершает «переворот» немецкой технике. «Тигр» горит!
Гвардейцы снова выкатили орудие. За проселочной дорогой показалось второе.
«Тигры» продолжали обстреливать ложную позицию. Вспыхнул еще один светло-желтый танк. Ползущие на флангах зелено-коричневые «фердинанды» обнаружили настоящие позиции артиллеристов и ударили прямой наводкой.
Упал ящичный, обеими руками схватился за грудь подносчик снарядов. Приблизились «тигры». Близко подползли «фердинанды». Гвардейцы вели огонь. Задымилось еще два танка. За проселочной дорогой «тигры» раздавили орудие, под гусеницами погиб его расчет, но гвардейцы Боброва держались.
Снаряд разбил колесо. Курбатов видел, как резко наклонилось орудие. «Ящик подставьте, ящик! Эх, не сообразят…» Но кто-то из артиллеристов догадался и заменил снарядным ящиком колесо. Выровнялось орудие, открыло огонь. Черное облачко окутало башню «тигра». Но с правого фланга уже зашел «фердинанд». «Не успеют повернуть орудие, поздно…» — Курбатов хмурил брови. В душе он тяжело переживал эту неравную борьбу. Сильные духом люди сознательно пошли на верную смерть ради победы и жизни других. И куда-то в Туркмению, на Урал, на Алтай принесут треугольники писем горе, и не одна там заплачет мать. Его тревожила и другая мысль. Не откроет ли какой-нибудь слабонервный расчет огонь раньше срока? Но артиллеристы молчали. Они подчинялись железной дисциплине.
Полетели вверх обломки орудия. Кто-то из гвардейцев, засев в окопе, продолжал борьбу. Он бросил дымовые гранаты и отбивался противотанковыми.
«Тигры» обошли полоску дыма. Они осторожно продвигались. Взлетели зеленые ракеты. Танки пошли быстрей. Из верхних люков выглядывали гитлеровские танкисты, осматривались — нет ли здесь неожиданного подвоха, не видно ли вблизи русских?
Ветер колыхал высокие пыльные травы да опаленную огнем рожь. Вперед устремились танки, бронетранспортеры с пехотой. Побатарейно, перекатами двигалась артиллерия. В боевых порядках врага показались даже громоздкие зенитки. Противник спешил продвинуться. Наконец-то найдена лазейка и можно выйти на оперативный простор!