Кусатель ворон
Шрифт:
Кассиус – это Болен, перевел я для себя. Он понимает в воде, это мы знаем, заслуженный дайвер ФРГ, как нырнет – мало не покажется. Кстати, его самого что-то до сих пор не видно.
– У него папа… – Александра задумалась. – Водный специалист. И сам Касси тоже очень воду знает. Он считает, что родник забило. Родник там, где болото, в котором Влас вчера тонул.
– Полелюев колодец, – пояснил я.
– Да, колодец. Он говорит, этот бочаг можно спустить, а потом выкопать
Неплохая идея. Болен, кажется, тоже толковый парень. Не говоря уж про Дитера. Однако немцы – люди для человечества, кажется, вполне полезные, даже обидно за своих, то «Настурции страсти», то «Апрельский пал», то на крышу с гусем, то в канаву с молитвой.
А Александра вполне себе еще и красивая. Особенно с косичками.
– Он хочет нырнуть, посмотреть, – сказала она. – Кассиус.
– Нырнуть?
– Да. В тот колодец. Посмотреть, как там. Он говорит, что этот колодец легко спустить, что он может найти… Пробку.
– Не знаю. Мне кажется, это не очень хорошая идея. Я имею в виду нырять. Это опасно…
– Он уже ныряет, – улыбнулась Александра.
Я рванул за Жмуркиным.
Начальство уже сидело за столом и пило чай вприкуску. Перед ним стояло сразу три железных кружки и небольшая горка белого и неровно колотого сахара, я такого даже и не видел. Наверное, Капанидзе из каких-то своих запасов притащил. Жмуркин увидел меня и сразу все понял. Спросил неприветливым голосом:
– И что опять?
После нашего путешествия этот вопрос будет ему сниться в затяжных безнадежных кошмарах.
– Болен нырнул в колодец, – сказал я. – В Полелюев.
– Кто нырнул в колодец?
– Кассиус.
– Так…
Жмуркин закинул в рот сразу половину сахара и стал с хрустом жевать, вероятно, чтобы подсластить полынь бытия. А может, чтобы зубы сильней разболелись. А нечего в политики записываться, шел бы в режиссеры, как хотелось.
– Зачем он туда нырнул? – спросил Жмуркин, жуя сахар.
– Он, оказывается, юный немецкий гидролог, – объяснил я. – Хочет спустить Полелюев колодец, считает, что родник на дне…
– Я с них шкуру спущу, – спокойно заметил Жмуркин. – Он точно нырнул?
– Во всяком случае, собирался.
– А ты куда смотрел? – скрипнул зубами Жмуркин. – Я же просил приглядеть…
– Я им всем не сторож ни разу, – сказал я. – За такой сворой куда уследить мне? И потом, я спал.
– Он спал, – передразнил Жмуркин. – Ты бы меньше спал, и так уже проспал…
Дальше он выразился так, как в областном молодежном парламенте выражаться не принято. После чего дожрал сахар, и после этого уже мы побежали. Спасать
Не скажу, что я большой любитель кросса по пересеченной местности, но тут я старался. Как два молодых и еще не покрывшихся ветвистыми рогами вепря, мы неслись меж берез и елей, и ракит, и осин, и молодых дубов, и только ветер свистел в ушах, и клацали зубы Жмуркина, видимо, он вставил себе металлокерамические коронки.
До Полелюева колодца было километра полтора, пожалуй. Бежали. За ночь в лесу наросло несколько мухоморов, на которых лично я поскользнулся два раза, дикие и от этого разнузданные белки, смотревшие с древес недобрым взглядом, хохотали и показывали пальцами нам вслед.
Но мы не успели. В крутом и высоком берегу был прокопан узенький проход, по которому можно было спуститься к воде, по поверхности водоема шли круги: Болен, видимо, уже погрузился.
Жмуркин выразился еще менее цензурно, чем в прошлый раз, затем выдохнул:
– Ныряем.
И прыгнул в воду, как настоящий лидер, не раздумывая.
И я прыгнул за ним. Хотя и не хотелось особо.
Нырец я еще гораздо менее успешный, чем беглец, но, как оказалось, чемпионом мира по нырянию здесь быть и не требовалось, я солдатиком ушел под воду и тут же воткнулся во что-то жирное, похожее на масло.
И застрял. Влип. Увяз.
Попытался всплыть, но ничего не получилось, и я принялся извиваться, и рваться, и что-то неприятно живое потрогало меня за шею. От этого я дернулся уже совершенно мощно, вывернулся изо дна и всплыл на поверхность вод.
Рядом всплыл Жмуркин, на лбу у него извивался многоножный черный червяк, в волосах застряла тина.
– Ну, что? – спросил я.
– Ничего, – ответил Жмуркин. – Вроде никого.
Вокруг нас волновалась грязная бурая жижа, в которой весело копошилась мелкая болотная живность – жуки-плавунцы, мотыли и всяческие личинки безобразного вида. Бездонностью тут явно не пахло.
– Надо искать, он где-то здесь, – Жмуркин огляделся. – Если не найдем…
Ага, газеты, новостные ленты, «Твиттер», я представил, как раньше.
Ихние. «Юноша с ограниченными возможностями варварски брошен в русском болоте». «Бессердечие. RU».
Наши. «Глухонемой немец-калека утопился в бывшем скотомогильнике». «Немецкий дайвер загрызен пиявками». «Тритоны сжевали тевтона».
Плюс, разумеется, оргвыводы. За то, что у тебя утонул турист, по головке не погладят. Особенно если немец утонул. Ну, Пятахин бы утонул или пусть даже Жохова, никто бы и слова не сказал, мало ли их каждый год тонет? А тут европеец, носитель высокой культуры.