Кувалда
Шрифт:
Краснослав широко зевнул, ещё раз оглядел поле битвы. Аборигены стонали от боли и тихо ругались. Ему как-то даже стало жалко этих парней. Кувалда расстегнул портфель, следуя за каким-то неведомым порывом души, вытащил тонкую пачку мелких ассигнаций. Не слишком много, но более чем достаточно для любого обитателя ночного Петрограда.
— Фельдшера себе позовите, — сказал он, бросая деньги на землю, рядом с лежащими гопниками.
В ответ один из них его непечатно обругал, так что Кувалде пришлось заткнуть наглеца пинком в голову.
— Я сказал. Фельдшера. Позовите, — отчеканил капитан.
Ещё секунду он стоял и смотрел
Глава 36
Отдохнуть и поспать, даже несмотря на то, что официально сегодня был выходной, Кувалде не удалось. С самого утра его растолкал Семён и объявил, что сегодня они идут в церковь. Краснослав, вернувшийся под утро, попытался увильнуть от такого удовольствия, но князь Сволов умел быть настойчивым, и капитану пришлось вставать. Единственный выходной был безнадёжно испорчен.
Поспал он от силы часа полтора, и пусть даже он был привычен к тяготам и лишениям, ни в какую церковь идти не хотелось. Ночью ему пришлось прокрадываться мимо вахтёрши, и это заняло едва ли не дольше, чем весь путь от кутузки до общежития.
Князь выглядел нарядным и свежим, Краснослав, наоборот, помятым, небритым и злым.
Походы в церковь являлись обязательными для всех учащихся, и просто так, без веской причины, пропустить их было неимоверно трудно. Кувалда подумал, что это нечто среднее между партсобранием, брифингом и воспитательной работой, а значит, там можно будет поспать ещё. Спать стоя Кувалда научился давным-давно.
Они вышли из комнаты, в коридоре уже толпились соседи.
— Прям-таки обязательно, да? — понуро спросил Краснослав. — Вот прямо вообще без этого никак?
— Никак, — отрезал Семён.
— Жаль, — вздохнул Кувалда, изо всех сил пытаясь сдержаться и не зевнуть.
Людской поток вынес их к воротам Гимназии. Кувалда осмотрелся вокруг, тут и там находя знакомые лица в толпе студентов. Командовал этим парадом, к удивлению капитана, физик Христофор Никанорович, а директора нигде не было видно. Немец, похоже, имел право воскресную службу не посещать.
Гимназистов построили согласно курсам, и Кувалда ощутил давно забытое чувство, когда стоишь в одном строю плечом к плечу с товарищем. Вот только в отличие от армейского строя, тут никто не пресекал разговоры, шепотки и смешки, отчего Краснослав злился ещё больше. Но призывать к порядку было бесполезно, он бы только выставил себя на посмешище.
Когда все построились и преподаватели наконец всех пересчитали, шумная процессия побрела в сторону храма, перекидываясь похабными шуточками. Ничего не указывало на то, что гимназисты идут на воскресную службу для исповеди и причастия, один только Семён, шедший рядом с Кувалдой, морщился, заслышав очередную пошлость. Кувалда же, привычный к грубому солдатскому юмору, не обращал внимания, понуро шагая вслед за остальными.
Императорская Гимназия считалась местом элитным, и храм, в который ходили ученики, был ей под стать. Огромный величественный собор, сверкающий золотом и бирюзой на гигантских куполах, стоял на берегу одного из многочисленных петроградских каналов, устремляясь ввысь острыми маковками. Над всем этим великолепием возвышалась колокольня, увенчанная золотым куполом.
Колокола
Церковь была полна народом.
С правой стороны — мужики: простые горожане в новых суконных кафтанах, в сапогах, дородные купцы в длинных сюртуках, обшитых шёлковой тесьмой по краям. Слева — бабы в ярких шёлковых платках, в синих, зелёных, красных, пёстрых юбках, скромные старушки в белых платках и серых кафтанах. Все крестились и кланялись, дети, подражая большим, старательно молились, когда на них смотрели.
Золотой иконостас горел свечами, с клиросов слышались напевы, в которых причудливо смешивались густые ревущие басы и тонкие мальчишеские дисканты.
В центре стояла аристократия, туда же и прошли гимназисты.
Кувалда будто снова провалился в другой мир, торжественный и по-своему прекрасный. Золото искрилось, отражая огоньки тысяч свечей, пахло воском и ладаном. Краснослав огляделся вокруг, поражённый великолепием. Суровые строгие лица смотрели на него с икон, и он почувствовал, как что-то шевельнулось в душе, особенно, когда он увидел на иконе всадника. Кувалда отделился от толпы одноклассников и подошёл к всаднику поближе.
Человек в доспехах, верхом на белом коне, держал в руках копьё, которым пронзал змея. На лице его не было ненависти, только мрачная решимость, и Кувалда замер перед иконой, будто окаменевший. Змей под ногами коня выглядел точь-в-точь как рептилоид, с которыми тысячелетиями сражался народ Краснослава. Вокруг головы всадника светился нимб, в котором Кувалда без труда узнал блеск ауры просветлённого.
Кувалда перекрестился, глядя, как это делают все остальные. Никакого чуда, конечно, не произошло, но каким-то образом ему стало легче и спокойнее, а решимость и дальше сражаться с рептилиями везде, где только можно, усилилась и окрепла.
Он погрузился в мысли, стоя перед иконой, вспоминая, где вообще встречал рептилий после того, как попал в тело Сычёва. Первым был английский посол, который сбросил шкуру и сбежал неизвестно куда. Вторым был революционер-арестант. Цепочка «рептилии-англичане-революционеры» сложилась в одно целое, в стройную и понятную гипотезу. И эту цепочку теперь нужно было размотать с другого конца.
Кувалда знал, что у рептилоидов тоже есть своя иерархия. И чтобы добраться до самых высокопоставленных рептилий, до тех, которые принимают решения и руководят всеми тайными операциями на этой планете, цепочку нужно будет распутать полностью.
Вдруг он почувствовал, как кто-то тихонько толкает его в плечо, и тотчас же обернулся. Семён, явно раздражённый невниманием Краснослава, незаметно указал на священника, который начинал литургию. Вид толстого попа, колыхавшегося под рясой, словно огромный холодец или английский пудинг, совершенно сбил Кувалду с толку. Казалось, будто он только что был наедине с таинственным всадником-драконоборцем, который вселил в его душу уверенность и спокойствие, а теперь выяснилось, что он стоит в огромном, пропахшем ладаном и человеческим потом зале, глядя, как люди едят сушёный хлеб прямо из липких, облитых вином, пальцев священника, целуют мутное стекло над иконой или золочёный аляповатый крест по очереди, обмениваясь бактериями и инфекциями, а потом отдают последние гроши, чтобы купить и поджечь свечку. Кувалде стало не по себе.