Кузены
Шрифт:
– Я говорил с ним перед отъездом, и он сказал, что точно пойдет к Робу Валентайну в следующую субботу. Осталось только Андерса уговорить.
– Вообще-то я тоже еще не согласилась, – напомнила Аллисон.
Все Стори с двенадцати лет учились в частном пансионе «Мартиндейл» под Бостоном, и только один Арчер продолжал дружить – и чем дальше, тем теснее – с одноклассниками из местной начальной школы. Последние несколько лет он каждые каникулы пытался затащить братьев и сестру на какую-нибудь вечеринку на острове, но они в эти компании как-то не вписывались.
– Да
Аллисон закатила глаза.
– Ты что, ничего не вынес из той истории с Кайлой и Мэттом?
– Это было сто лет назад.
– Только не для Андерса. – Аллисон, вдруг выпрямившись, наклоняет голову набок. – Кажется, меня зовет матушка?
– Не слышу… – начал было Арчер, но остановился – из дома действительно долетело слабое, но отчетливое: «Аллисон!» – Признаю свою ошибку. Твой сверхчувствительный слух снова победил.
Аллисон, поднявшись на ноги, пересекла террасу и отодвинула стеклянную дверь в тот самый момент, когда мать появилась в комнате.
– Ох, Аллисон, слава богу, ты здесь.
Мама была уже одета к празднику – узкое белое платье, серебристые сандалии и гарнитур из желтых бриллиантов. Темные волосы собраны сзади, несколько расчетливо оставленных свободных прядей смягчают резкие черты лица. Губы накрашены красной помадой любимого оттенка, дымчатые тени наложены как всегда безупречно. Лишь присмотревшись, можно было заметить в лице некое напряжение – в роли хозяйки вечера Милдред Стори не чувствовала себя полностью естественно, всегда полагаясь на таланты мужа в этой области.
– Не могла бы ты спуститься к шатрам и взглянуть на цветы? Тереза заказала их в новом магазине на Херли-стрит. Мы раньше никогда не пользовались их услугами, и, боюсь, она выбрала их только потому, что Мэтт сейчас там работает. Я сейчас наблюдала за всеми приготовлениями, и мне показалось, что букеты немного несбалансированы.
– Несбалансированы? – повторила Аллисон.
– Чересчур много калл, – пояснила мама.
Сплетя пальцы, она бросила на руки нахмуренный взгляд. Это был ее новый пунктик – с недавнего времени она уверилась, что руки, в отличие от лица, выдают тот факт, что ей уже к пятидесяти. Аллисон нежно развела их, легонько пожав, чтобы приободрить.
– Уверена, что они просто чудесны. Но на всякий случай посмотрю.
Она выскользнула за дверь, прикрыв ее за собой. Если бы отец был здесь, он сказал бы: «Твоя задача сейчас – успокоить маму. Не важно, что там на самом деле – главное, заверить ее, что в каждой вазе калл ровно столько, сколько нужно». Ну, с этим-то Аллисон справится.
Прошлепав босиком по полированному дереву и мрамору полов, она задержалась у бокового выхода, чтобы надеть оставленные возле двери сандалии. Снаружи было шумнее, чем казалось с террасы. Голоса мешались со звуками строительства, время от времени бренчала гитара – музыканты разыгрывались перед выступлением. В воздухе разливался запах жимолости от кустов вдоль стены Кэтминт-хауса. Завернув за угол, Аллисон едва не столкнулась со стоящими бок о бок мужчиной и женщиной, обозревавшими раскинувшееся перед ними море белых шатров.
– Привет,
– Э-э, ну… – замялась она, заметив рядом помощницу матери. Не говорить же, что проверить – не выбрала ли та плохого поставщика цветов из соображений семейственности. – Так просто, посмотреть.
Тереза Райан тепло улыбнулась в ответ. Она тоже была вдовой, но, в отличие от Милдред, не боялась выдать свой возраст. Седая, слегка полноватая, всегда в простеньких платьях и удобных туфлях…
– Скажешь мне потом свое мнение? – попросила Тереза и, коснувшись руки девушки, понизила голос до заговорщического шепота: – Между нами говоря, стандарты твоей матушки меня слегка пугают.
– Это вы мне говорите? – рассмеялась Аллисон с облегчением – теперь у нее был законный повод все проинспектировать.
С выпрямленной спиной и расправленными плечами она прошла по лужайке, где люди почтительно расступались, узнавая ее. Обычно на празднествах, устраиваемых родителями, Аллисон старалась слиться с обстановкой, но сегодня все иначе. Маме нужна еще одна хозяйка вечера в помощь, а не застенчивая дочь-подросток.
Зайдя в ближайший шатер, Аллисон по достоинству оценила труды Терезы. Все было выше всяких похвал: хрустящие белоснежные скатерти, мягкие стулья с повязанными на спинках бантами из полупрозрачной ткани того же цвета, сверкающее столовое серебро, искрящийся хрусталь и, конечно же, букеты. Они стояли в ослепительно-белых вазах в центре каждого стола – пышные охапки кремовых роз, лаймово-зеленых орхидей, перистых листьев какого-то неизвестного Аллисон растения и великолепных пурпурных калл. Само совершенство – трудно представить что-то лучше.
– Как они тебе, Алли? Одобряешь? – донесся вдруг голос сзади.
Аллисон обернулась – перед ней стоял сын Терезы Мэтт, в футболке с логотипом цветочного магазина. Тщательно отработанная горделивая поза вдруг куда-то испарилась.
– Меня так никто не называет!
– Ну и зря, – возразил Мэтт. – Тебе очень подходит. Надо постараться распространить это в народе.
Аллисон не нашлась с ответом, и Мэтт добавил:
– Нет, серьезно, как по-твоему – все нормально? Мама просто с ума сходит из-за этого праздника. Если мне придется вернуть пятьдесят букетов, ее инфаркт хватит.
– Они просто чудесны, – честно ответила Аллисон.
Мэтт смахнул воображаемый пот со лба.
– Ну, теперь она может считать, что год прошел не зря.
Аллисон прикусила губу, сдерживая улыбку. Мэтт был симпатичным и обаятельным, но в настоящее время – несмотря на родство с Терезой – среди младших Стори считался персоной нон грата. Прежде они относились к нему по-дружески, пока на прошлое Рождество он не закрутил с Кайлой Дьюгас – подружкой Андерса, с которой тот то сходился, то расходился. Отношения Кайлы и Мэтта продлились каких-то два месяца, но этого хватило, чтобы Андерс записал его в свои кровные враги на всю жизнь. Последние полгода Аллисон не помнила, чтобы братья называли Мэтта иначе как «долбаный Мэтт Райан».