Kuzia succinus

Стекольников Лев

— Это само собой... — на­чал Костя и застыл с откры­тым ртом.

Ребята поглядели на него, оглянулись и мигом вскочили на ноги. Было чему дивиться, чего бояться: в десяти шагах от них, верхом на гигантском красном кузнечике сидел Гоша.

— Здорово! — крикнул он негромко. — Не бойтесь. Это Кузя. Он не кусается. Я его выдрессировал. Кузя, вперёд!

Гоша похлопал ладонью по лоснящемуся боку кузнечика и «подъехал» к ребятам. По­том он вытащил из кармана кусок хлеба, раскрошил его на ладони и кинул Кузе под но­ги. Кузя жадно ел крошки.

—

А мы тут только что о тебе говорили... — начал было Костя, но Серёжка дёрнул его за рукав, и Пыжов замолчал. В самом деле, теперь им каза­лось просто невозможным про­менять Кузю на лодку. Что лодка! Лодок много, а Кузя один. Надо только, чтобы он их всех слушался.

Пришлось Гоше рассказать ребятам историю своего зна­комства с Кузей.

— Заболел я, ребята. При­шлось Людку просить кормить кузнечика. А она говорит: «Кузя у меня хлеб берёт, а слушаться не хочет». Говорит: «Лягается, когда хочешь по­гладить...» А я, как на зло, температурю. Три дня проле­жал. Наконец вырвался. Ку­зя, вижу, обрадовался. Ага, думаю, если ты привык ко мне, то уж я тебя выдресси­рую. Стал он возить меня. А вот летать со мной долго не соглашался. Но я его молоком напоил — он и подобрел...

— И летал с тобой? — за­кричали ребята. — Покажи!

— Да подождите, всё пока­жу. Дайте досказать. На чём я остановился? Ах да! Слышу вдруг, что за Кузю обещана награда. Охотники понаехали. Ну, нет, думаю. Не выдам Ку­зю. И решили мы с Людой спрятать Кузю в лесу. По­строили шалаш и привязали кузнечика за ногу ремешком. Но ни черта не вышло! Гриб­ники кругом шляются, того и гляди набредут на шалаш. Да и Кузя стал болеть. Ему, вид­но, нельзя сидеть в темноте и духоте. Стал он вялый такой и вроде побледнел. Что де­лать? Вот и приехал к вам. Давайте все спасать Кузю.

— Всё ясно, — веско ска­зал Костя. — Мы не дадим Кузю охотникам. Не дадим. Давайте думать!..

11.

В СТАНЕ ОХОТНИКОВ

Тулумбасов хохотал, хло­пая ладонью по газете. Он за­хлёбывался смехом. Слёзы текли по его щекам:

— Ой, не могу! Ой, умори­ли! — кричал он, задыхаясь.

— Что с тобой? Что случи­лось? — вбежала Мария Се­мёновна.

— Прочитай! Я больше не могу! — стонал профессор, тя­жело падая на диван.

— Но это же... «Нью-Йорк геральд трибюн». Что тут мо­жет быть такого?.. — говори­ла Мара, проглядывая пёст­рую страницу. — А вот «Ра­щен монстер». Это про твоего кузнечика? «Русское чудови­ще»?

— Да, да, да! — подскочил профессор. —Именно про не­го. Читай!

«Нам сообщают, — медлен­но переводила Мара, — из го­рода Ольховки... воскресшее доисторическое чудовище тер­роризировало местное населе­ние. Чудовищный красный кузнечик кидается с вершин деревьев на прохожих... Э-э, как это перевести?.. Ага, норо­вя перекусить горло. 'Имеются многочисленные жертвы, осо­бенно среди детей. На борьбу с кровавым чудовищем вызва­ны ракетные подразделения войск. Есть основания думать, что кузнечик похитил ядерную боеголовку

и... притаился неизвестно где. Население Ольховки решено срочно эва­куировать. Ждите дальнейших сообщений от нашего коррес­пондента».

— Да, это смешно, — хо­лодно сказала Мара, опуская газету на стол. — Но в одном они правы. С тех пор, как ты, дядя, сделал своё открытие, я буквально терроризирована.

— Что ты хочешь ска­зать? — перестал смеяться Ни­кодим Эрастович. — Что я, так сказать...

— Я хочу сказать, что хва­тит мне забот. И поить чаем ораву твоих, так называемых охотников, я отказываюсь.

— Почему «так называе­мых»? — удивился профес­сор. — Они профессионалы. Почему «ораву»? Их всего двое.

— Они профессиональны в устройстве перекуров и, как они говорят, закусонов. Но они не способны не то что поймать твоего кузнечика, но изловить обыкновенную лягушку.

— Но...— начал было Ни­кодим Эрастович.

— Хватит! —крикнула Ма­ра. — Хватит мне тратить свой отдых на кипячение чайников и потрошение селёдок. Или ты их погонишь сегодня же...

— Или? — спросил испу­ганно учёный.

— Или завтра меня здесь не будет, —заключила Мара и вышла из комнаты.

Смеяться Тулумбасову уже не хотелось. В самом деле, уже дней десять в саду стояла палатка охотников. Каждую ночь, по их словам, они кара­улили, но толку не было ника­кого. Кузнечик будто исчез бесследно.

В палатке у охотников было душно. Оба сидели, скрестив ноги по-турецки, за очеред­ным чайником. Старший из них Михаил Михайлович, грузный, похожий на Тараса Бульбу мужчина говорил, вы­тирая мокрое лицо широким клетчатым платком:

— Вот что я скажу тебе, Ипполит Ионыч, лучше взять трёх медведей, чем это... не знаю, как и назвать. Да, мо­жет, старику померещилось! Может, всё это для рекламы задумано! Вот, дескать, какой я учёный! И рощу воскресил, и тварь древнюю из янтаря извлёк...

— Меня другое трево­жит, — ответил тоненьким го­лосом второй охотник. — Ска­жу, не хвастаясь, пострелял я зверей и птиц немало, и всегда охотничий инвентарь у меня в порядке был. Это как обычай святой у меня. А тут... — Иппо­лит Ионыч оглянулся. —Толь­ко успевай ружьё чистить. Сы­рость, что ли, тут такая?

— Вот-вот, — поддержал его Михаил Михайлович, — и у меня ружьё что ни день чи­стить надо. Да ещё знаете, что в стволе у меня оказалось?..— И Михаил Михайлович что-то шепнул на ухо собеседнику.

— Откуда ж? — Ипполит Ионыч от изумления даже ча­ем поперхнулся.

— Моё такое мнение, что всему виной если не сам Ни­кодим Эрастович, то эта да­мочка. Чем-то мы ей встали поперёк. Вот и пакостит. А то кто же?

— Ну это... — Ипполит Ионыч покачал головой, — едва ли.

Долго толковали охотники. И решили, что наступающая ночь для них будет решающей. Не прилетит зверюга — уйдут. Пусть кто хочет живёт здесь в крапиве, а с них довольно!

12.

СТРЕЛЬБА ВО МРАКЕ