Кузина королевы
Шрифт:
Робину принесли низенький табурет. Он сидел, слушал королеву с пылким вниманием и говорил! Иногда он умел говорить страстно и интересно, и сейчас был именно тот случай. Ему даже удалось рассмешить королеву.
К тому времени, как она отпустила его, все уже валились с ног от усталости и отчаянно боролись с зевотой – а королева и Робин удивились, что уже так поздно.
– С вас нужно шкуру спустить, – сказал Лейстер, когда они садились в карету. – Вы не вняли ни одному моему совету, совершили все ошибки, какие только возможно...
– Да, это так, – согласился Робин. – Но мои ошибки принесли гораздо меньше вреда,
Лейстер не нашелся что ответить.
Дома Пенелопа спросила Робина:
– Ну как, тебе было очень скучно?
Она произнесла это, чтобы поддразнить его, и тем удивительнее ей показалось выражение счастья на его лице.
– Пенелопа, почему я раньше не знал... почему никто не объяснил мне, какая она?
В течение последующих нескольких недель двор следил за стремительным взлетом Робина. Он не расставался с королевой – гулял с ней в дворцовом саду, сопровождал ее в поездках по городу, сидел рядом на просмотре пьесы. Она дарила ему дорогие подарки, поселила его во дворце, вечерами заставляла сидеть за картами, слушать музыку, беседовать... Королева нуждалась в отдохновении от непрестанных забот, вызванных войной – Англии грозило испанское вторжение, и все государственные мужи были заняты днями и ночами, готовя страну к обороне. Робин же, хоть и проявлял способности, все же не был пока готов к серьезным делам, и Елизавета не отпускала его от себя, учила его и находила в нем благодарного ученика – он слушал, задавал благоразумные вопросы и запоминал все, что она ему говорила. И все потому, что он был очарован королевой. Чтобы порадовать ее, Робин готов был делать все, что королева хотела, и стать тем, кто был ей нужен. Пенелопа не знала, как относиться к их необычным отношениям. Она гордилась успехами своего брата, но иногда кое-что ей не нравилось.
– Не теряй чувства меры, – сказала она ему однажды. Он сидел на полу детской и помогал своей племяннице, маленькой Эссекс Рич, которой только исполнилось год и три месяца, строить карточный домик. Летиция играла в углу со своим щенком. – Ты так восторженно отзываешься о ней. Как будто ты в нее влюбился.
– Пенелопа, я и в самом деле влюблен, – ответил тихо Робин.
Этот ответ так поразил Пенелопу, что на пару минут она потеряла дар речи. Затем, после продолжительной паузы, она произнесла с расстановкой:
– Но это абсурд! Она на тридцать четыре года старше тебя.
– На тридцать четыре? – сдержанно отозвался Робин. – Я и не считал.
– Но, Робин...
– Если хочешь просветить меня по поводу точного значения моих слов, то знай, ты немного опоздала. Пойми, сестра, я не светский человек, я – солдат.
Пенелопе не так-то легко было осознать, что ее любимый брат уже имеет жизненный опыт. И стало еще труднее понять его увлечение королевой.
– Исходя из того, что я знаю о тебе, – продолжал Робин, – я не могу поверить, что ты считаешь плотское желание главной составляющей частью любви.
– Все же это неотъемлемая ее часть.
– Не всегда. Очарование, восторг, восхищение – да, как и постоянная необходимость видеться с любимым человеком. Но бывают случаи, когда любящие люди, разделенные непреодолимыми различиями, все же могут быть вместе, если возникает гармония разума и сердца, которую телу нет нужды дополнять. И мне кажется, такая гармония – вершина человеческой любви, – с жаром
Девочки – старшей было четыре – смотрели на своего дядю, не понимая ничего из того, что он говорил.
В жизни Робина были две движущие силы: вера и любовь к Родине. И его патриотизм являлся воплощением его веры, так как все протестанты прекрасно понимали, что они либо будут бороться за свою веру, либо исчезнут. Кроме того, Робин с детства преклонялся перед великими и любил общаться с более талантливыми, чем он, людьми. Королева воплощала в себе все, что Робин превозносил превыше всего, она была помазанницей божьей, английской королевой, женщиной удивительного ума и талантов. С возрастом ее величие лишь возрастало, хотя тускнела телесная красота, но не красотой королевы был покорен Робин.
– Пенелопа ты не понимаешь меня? – Робин остановился возле сестры. – Многие полагают, будто я лицемер. А ты?
– Я никогда не считала, что ты лицемеришь. Если любовь к королеве делает тебя настолько счастливым... Что ж, ничего большего сестра не может пожелать брату. Ты станешь великим человеком. Мы будем греться в лучах твоей славы и просить у тебя протекции!
– У меня есть и собственные, притязания, – улыбнулся Робин. – Я питаю надежду, что королева назначит меня командующим армией.
Естественно, благосклонность королевы оказала на Робина пагубное влияние, но, к счастью, не во всем. Его искренний энтузиазм не охладила великосветская спесь. Он по-прежнему относился с величайшим почтением к старшим – например, к своему бывшему опекуну лорду Берли, которому теперь приходилось обращаться к Робину с целью выяснить, когда можно застать королеву в хорошем расположении духа. Слуги и мелкие чиновники не могли нарадоваться на нового фаворита, так не похожего ни на кого до него, – он был вежлив, внимателен и сумел быстро завоевать их сердца. Однако Робин стал слишком ревниво относиться к королеве, и это было даже несколько забавно. Почему она благоволит к другим мужчинам, и в особенности к гнусному Рейли? Робин не находил себе места. Королева же оставалась на удивление терпелива. Она спокойно ждала, когда Робин одумается и раскается в своем поведении.
Пенелопе пришлось на некоторое время расстаться с братом, так как она собиралась ехать в Лиз, поскольку приближалось время родов. Она разрешилась от бремени легко и быстро. Было раннее августовское утро, когда повитуха сообщила, что родился сын. Наконец-то!
– С ним все в порядке? – с беспокойством спросила Пенелопа, отерев пот со лба. – Скорее покажите мне его!
Ответом ей был самый волнующий звук на свете – крик новорожденного. Не осталось никаких сомнений в том, что ребенок родился здоровым.
Малыша назвали Робертом – в честь отца. Это имя преследовало Пенелопу всю жизнь. Робертом звали ее мужа, брата, отчима, сводного брата, умершего в младенчестве. Но этот Роберт был для Пенелопы чем-то особенным с самого начала. Он был ее сыном.
Оправившись от родов, Пенелопа тут же вернулась ко двору, на этот раз с полного одобрения мужа, основной заботой которого было сохранение и увеличение его и без того огромного состояния, а в этом деле многое зависело от положения, которое он – пусть косвенно, через жену, – занимал при дворе, и от сведений, получаемых из этого средоточия государственных дел.