Кузнец
Шрифт:
– У тебя что-нибудь выпить есть?
Вот это нормально. Испанского вина у меня не нашлось. Была местная самогонка и послабее бражка.
– Извини, у меня только крепкое.
Она плечами пожимает, дескать, понимаю, что не Дом Периньон.
Нашаманил я каких-то пирогов, разлил по чуть-чуть. Чокнулись, выпили, еще налил. Только после третьей отпустило. Людка захмелела. Расскажи, твердит, как ты стал Кузнецом? А что тут рассказывать. Сам не знаю, как стал. Только, говорю, меня через три года должны убить. У нее опять глаза стали из орбит вылезать.
– Не трусь, – говорю – Хрен они угадали. Всех убью, один останусь.
– Андрюшенька, не умирай.
– Сам нэ хачу! – с намеренным «кавказским» акцентом проговорил я в стиле героя «Кавказской пленницы».
Людка впервые за все время, что я увидел в другой
– А ты как? – решил я перевести тему.
– Тоже не знаю. Когда ты провалился в эту трубу, там словно какой-то водоворот появился, меня будто засосало.
– Как в пылесос?
– Вроде того. Не перебивай, ладно. Я столько времени молчала, что и без тебя собьюсь. Вот. Короче говоря, я глаза зажмурила и куда-то лечу. Подумала, что умираю. Очень испугалась. Открыла глаза. Вижу, стою я, как была в джинсах, куртке своей итальянской, мне ее подруга из Милана привезла. Понимаю, что ни в раю, ни в аду комары меня так кусать не будут. Понимаю, что я, наверное, попаданец. Я столько книг про них прочла. Все-все знаю. Только у меня как-то совсем все неправильно. Попробовала колдовать. Вдруг у меня магия появилась. Только магии никакой не было. Ничего не было. Я была совсем одна в настоящей тайге. Да я за всю жизнь только один раз была в Сикачи-Аляне с какими-то иностранцами переводчиком. А потом кусты зашевелились, и кто-то большой стал ломиться. Сейчас я знаю, что скорее всего, кто-то не страшный, иначе бы просто съел. А тогда мне стало не просто страшно, я оцепенела от ужаса, от всего, что случилось. Тогда, ну, перед всем, мне показалось, что ты хочешь меня бросить. И мне было так грустно. Теперь, на поляне я готова была все отдать, чтобы мне опять было просто грустно. Я и заорала. Орала долго. Просто стояла и орала во все горло. Тут и дед Лавр прибежал. Наверное, решил, что кого-то уже зарезали.
Я с ним и стала жить. Сначала молчала потому, что голос сорвала, потом боялась что-то не так сказать. А после просто привыкла так. Он меня и так понимал, а остальных я просто боялась. Он однажды меня оставил одну в каком-то поселке за стеной. Ко мне стали какие-то уроды клеиться. Я испугалась, закричала. А они смеялись, стали меня лапать. Так, дед Лавр прибежал, парней тех поколотил. Он сильный, хоть и старый. И меня, правда, как дочку или внучку любит. Так мы с ним и бродили уже года два.
– Подожди, почему два? Я здесь уже то ли семь, то ли восемь лет.
– Правда, странно, а я года два, не больше. Я не понимаю, когда здесь Новый год празднуют. Но это уже третье лето.
– Интересно. Извини. Рассказывай.
– А больше и рассказывать нечего. Потом мы сюда пришли. А потом ты появился. Я же не знала. Думала, здешний какой-то царек. Вроде бы и нравился. Ухаживал, сладости дарил. А я все тех гадов вспоминала. Меня всякий раз в холод бросало. А ты – Андрей.
Она потянулась ко мне. Но грамм сто пятьдесят самогону для хрупкой девушки, да еще в стрессовой ситуации, это доза. Людка пыталась меня поцеловать, но вдруг хрюкнула и вырубилась. Просто заснула у меня в руках. Вот тебе и приключение в постели.
Я осторожно поднял почти невесомое Людкино тело. Такое чувство, что ее одежда и украшения весили больше. Кое как содрал с нее мануфактуру и уложил спать. Хорошо, хоть кровать у меня была в служебной квартире, в смысле в приказной избе. Вполне себе сексодром. Правда вместо упругого матраса была гораздо менее удобная перина. Уложил Людку, укрыл. А у самого что-то спать отшибло. Сижу, думаю. Не про что-то, а про жизнь. Так просидел часа три. Вдруг чувствую, кто-то ко мне подошел. Людка. Сонная, теплая. Обняла за плечи, в шею целует.
– Пошли ко мне.
Тут все и было.
Проснулся я, когда уже солнце за полдень перевалило. Окошки у меня в спаленка небольшие, темные, не стекло. Так и не поймешь, утро ли, день ли? Люда еще спала. Я тихонько погладил ее щеку. Моя жена. Теперь она моя жена. Людка недовольно нахмурилась. Попробовала убрать руку. Я тихонько отдернул, а она опять заснула, причмокивая чуть распухшими губами, как маленький ребенок.
Вставать, выползать из чудесного мира, так напоминающего мой прежний, окунаться в жесткий мир рождающегося Приамурья не хотелось страшно. Так здесь мирно и хорошо. Но появилось и другое. Раньше, идея построить здесь и сейчас счастливую жизнь была, как бы это сказать, вроде задания в компьютерной
Глава 7. Амурский плес близ будущего Хабаровска. Год 7166 от Сотворения мира и многое другое
Я уже не слышал шелеста сосен на берегу, шума амурских волн и шепота ветерка, который гнал кудрявые облачка по высокому синему небу. Я прицелился и выстрелил в подплывающий вражий корабль. Начинался, как я надеялся, последний бой в долгой войне.
– Получилось! – пронеслось в голове.
Больше всего я боялся, что и сейчас Шархода ускользнет. Но все вышло. Мы долго и старательно провоцировали богдойского полководца. Небольшие и подвижные отряды казаков, постоянно шалили на Сунгари, нанося не особенно болезненные, но чувствительные удары-укусы по складам богдойцев, по небольшим отрядам воинов. Наверняка злило наместника Севера то, что за последние два года русские остроги и деревни заполнили покинутые дючерами земли. Теперь уже не десяток, а десятки деревень, четыре вполне крепких острога и большой город на утесе, близ слияния рек Амур и Уссури. Понятно, что город я буквально уговорил назвать именем своего друга. Так в Приамурье появилась Хабаровская крепость, а с ней и Хабаровский городок, постепенно превращающийся в город. Да и то, что отношения с туземцами, которые были под властью дючеров, если и не совсем дружеские, то вполне нормальные складывались. Уплата ясака, по сути, здесь была торговлей. В Хабаровске, ну, пока Хабаровской крепости, был огромный «туземный склад». В отличие от ясачного, где хранилась, в основном, пушнина, здесь хранились, изготовленные в местных мастерских товары, нужные туземцам. Все мирно и вежливо. Как говаривал один мой предшественник: джентльмен в обществе джентльменов делает свой маленький бизнес.
Богдойцы-маньчжуры уже несколько раз попытались пробраться в Приамурье на наконец изготовленных небольших ладьях с веслами и парусом, которые казаки называли «бусы». Но на выходе из Сунгари в Амур мы поставили крепкий острог, названный Косогорским, установили там три пушки, оставили там пять десятков казаков. Небольшие отряды они просто отгоняли. В случае, когда отряд оказывался побольше, высылали гонца. Тогда из Хабаровска выходило «тревожное войско», особое подразделение, созданное из разросшейся роты Макара. Три сотни отборных бойцов, снабженных лучшими ружьями и доспехами, на кораблях с шестью фальконетами на каждом борту, молотили маньчжуров.
Шархода же медлил. Наверное, если сильно напрячься, я мог бы организовать поход вверх по Сунгари. Только смысла во владении землей, освоить которую просто не хватит сил, я не очень понимал. Да и казаки за годы на Амуре сильно изменились. Навязчивая мысль о поиске добычи отступила. Они видели, что уже сейчас много богаче всех своих собратьев по сибирской земле, а освоенные земли дают больше хабара, чем самый удачный поход. Из ватаги ушкуйников они все больше превращались в регулярную армию.
Одно плохо. По сути, мы были в изоляции. Да, ясак мы в Москву отправляли. И неслабый ясак, в деньгах выходило больше десяти тысяч рублей. За тот ясак сделали и меня блаародным человеком, поверстали в дети боярские. На хлеб с хорошим куском масла нам тоже хватало. Но торговля с богдойцами, а значит, со всем югом, блокировалась еще при Хабарове возникшим конфликтом и противостоянием, торговля же с западом тормозилась государевой монополией, многочисленными таможнями, отсутствием дорог.
У нас был избыток хлеба, имелся запас пушнины на продажу, на кузнечном заводе в Благовещенске изготовлялись жнейки, веялки, которые мы вполне могли бы предложить соседям. Постепенно росла деревообработка, гончарное дело. Тоже вполне себе продукция. Своими военными секретами вроде гатлинга и скорострельных пушек я торговать не собирался, но наделать кирас на продажу было вполне реально. Все хорошо. Вот только с богдойцами нужен, если не мир, то перемирие и свобода торговли. Для этого мне нужно создать правильный антураж и провести в этом антураже переговоры с князем-наместником Севера, господином Шарходой.