Кузнецов. Опальный адмирал

Золототрубов Александр Михайлович

«Теперь дело с вооружением для новых кораблей и подводных лодок наладится», — подумал Николай Герасимович.

В Наркомат ВМФ он вернулся усталый, но довольный тем, как решительно Сталин поддержал его. Как он сказал? «Потери кораблей в боях надо восполнять, а не кивать друг на друга, кто и чего не сделал!» Николай Герасимович походил по кабинету, размышляя, потом вызвал адъютанта и спросил, не вернулся ли из Генштаба Галлер.

— Пока он там, — ответил адъютант. — Ему звонил Головко из Полярного, хотел узнать, подписан ли приказ о переводе шести подводных лодок с Каспийского на Белое море.

В дверях появился Галлер.

— Легок на помине, Лев Михайлович, — обрадовался

Кузнецов. — Звонил Головко насчет приказа. У вас он готов?

Галлер вынул из папки проект приказа.

— Кажется, мною все учтено…

На Северный флот в целях его усиления предстояло перевести с Каспийского в Белое море шесть подводных лодок. Из Баку до Горького они должны были идти своим ходом, а от Горького до Архангельска — на плавдоках по рекам Волге, Шексне и Северо-Двинской водной системе. Николай Герасимович дотошно рассматривал проект, но не нашел в нем каких-либо изъянов и понял: все, что дорого и близко Галлеру, тот вложил в этот проект, для него он был не просто очередным документом, а воплощением его идей и мыслей, точных и ясных, без которых успеха не добиться…

— План перевода составили?

Адмирал Галлер ответил, что его уже утвердил заместитель начальника управления кораблестроения ВМФ, у которого по этой части большой опыт.

Кузнецов подписал приказ и вернул его Галлеру. Тот положил бумагу в папку и спросил:

— Как прошло совещание в ГКО? Помощь флоту будет?

Адъютант принес чай, и нарком стал пить его. Предложил своему заместителю, но тот отказался, сославшись на то, что недавно ужинал.

— А я не ужинал и домой, как видишь, не пошел — скоро наступит рассвет. Жене дам знать, чтобы не волновалась, и снова за работу. Так вот, о совещании… Наркому Носенко досталось, он, кажется, обиделся на меня. Но тут я ни при чем… После совещания Председатель ГКО усадил за стол меня и наркома Носенко, и почти час мы еще беседовали. Сталин неравнодушен к флоту, особенно к крупным кораблям… — Николай Герасимович поставил на стол пустой стакан. — Надо нам с вами, Лев Михайлович, еще раз посмотреть план военного судостроения на сорок третий год и мероприятия по его обеспечению. Он должен быть реальным. Теперь дело с места сдвинулось…

— Хорошо, товарищ нарком, я все это сделаю. — Галлер хотел было идти, но вдруг остановился. — Да, две подводные лодки с Тихоокеанского флота уже прибыли в Полярный. На подходе еще две лодки. А одна «Л-16», как вы помните, погибла одиннадцатого октября у Сан-Франциско. Ее, видно, торпедировала по ошибке чья-то подводная лодка или самолеты англичан.

— Раньше я сам так думал, но есть все основания считать, что сделала это японская подводная лодка, — сказал нарком.

Кузнецов имел в виду послание Рузвельта Сталину от 30 декабря 1942 года, с которым его недавно ознакомил Верховный. «Я обратил внимание на радиосообщение из Токио о том, что 12 октября в Тихом океане японская подводная лодка потопила подводную лодку союзной нации, — писал Рузвельт. — Вероятно, это сообщение касается Вашей подводной лодки «Л-16», потопленной противником 11 октября в то время, когда она находилась в пути в Соединенные Штаты с Аляски, и я посылаю Вам выражение сожаления по поводу потери Вашего корабля с его доблестной командой и выражаю мою высокую оценку вклада, который вносит в дело союзников также Ваш доблестный Военно-Морской Флот в дополнение к героическим победам Вашей армии». Сообщив адмиралу Галлеру об информации Рузвельта, Николай Герасимович не без огорчения заметил:

— Теперь ясно, что командир подводной лодки не организовал должным образом акустическую вахту. Три сильных взрыва взметнулись над водой.

Следом за «Л-16» шла другая лодка, и моряки видели, как быстро ушла под воду наша лодка. Неподалеку от нее сигнальщик заметил перископ чужой лодки. По ней открыли огонь из пушки, но перископ вмиг исчез.

(Все шесть подводных лодок Тихоокеанского флота направлялись на Северный флот, командовал отрядом капитан 1-го ранга Герой Советского Союза Трипольский, который хорошо проявил себя в финской войне, будучи командиром подводной лодки. Корабли прошли 17 тысяч миль, пересекли шесть морей и два океана. Потеряна была одна лодка «Л-16». — А.З.)

Пройдет время, и адмирал Кузнецов узнает о том, что все экипажи подводных лодок активно включились в боевые действия на море, командиры смело и решительно уничтожали врага, за что не раз награждались орденами и медалями, а двое из них, капитаны 2-го ранга Г. Щедрин и И. Кучеренко, стали Героями Советского Союза.

Часть вторая

Горькая чаша

Дарование в человеке есть бриллиант в коре. Отыскав его, надобно тотчас очистить и показать его.

А. В. Суворов

Глава первая

Бледная луна цыганской серьгой повисла над Невой, река была тихой и покорной, казалось, она уснула после дневных забот. Такая мысль пришла в голову адмиралу Трибуцу, когда он спешил в военную гостиницу, где находился нарком ВМФ. Черная «эмка» остановилась у подъезда, и комфлот вышел из машины. Когда гость вошел в номер, Кузнецов догадался — что-то случилось. Лицо у комфлота было встревоженное, глаза, обычно веселые и живые, смотрели опечаленно.

— Садись, Владимир Филиппович, я еще не успел лечь отдыхать. Сам понимаешь, дел у меня невпроворот, а в гостинице тихо, никто не мешает и есть возможность поработать над документами. Чай будешь пить? Нет? Тогда говори, с чем пожаловал.

— У меня сегодня черный день, — вздохнул Трибуц. — С моря не вернулись три подводных лодки, и одна из них 320-я «щука» капитана 3-го ранга Вишневского. Наверняка подорвалась на мине.

— Финский залив немцы напичкали минами, — сказал нарком. — Надо бы штабу флота продумать, как обезопасить фарватер в заливе. Будь у себя с утра, я приеду, и сообща решим, что нам предпринять.

— Жаль мне Вишневского, — вновь заговорил комфлот. — Его лодка в июле у косы Курише-Нерунг потопила немецкий транспорт «Анна Катерина Фритцен», хотя его и охраняли два тральщика, а в районе мыса Стейнорт уничтожила плавучую базу «Мозель».

— Погоди, комфлот, это же лодку Вишневского в октябре мы наградили орденом Красного Знамени! — воскликнул Кузнецов.

— Совершенно точно, Николай Герасимович. — Трибуц передохнул. — Когда лодка уходила в море, я пообещал Вишневскому, что как вернется с боевой позиции, в столовой мы накроем стол для моряков. Будет жареный поросенок и шампанское в честь побед. А теперь придется всех, кто погиб, поминать…

— А вчера, когда мы ездили с тобой в Смольный, ты вроде был не в духе? — спросил Николай Герасимович. — Отчего бы?

— Узелок тут один надо было развязать, да что-то у меня не получилось, — смутился комфлот. — Ко мне приходила на прием жена майора Скворцова, командира роты морских пехотинцев. Ничего мужик, крепкий, бывал не раз в боях, и смелости ему не занимать. Две недели тому назад пришел он ко мне и попросил отправить его на передовую. «Только туда, где очень жарко и где головы не поднять от вражеского огня», — сказал он. Я сразу смекнул, что он с женой поссорился. Она у него врач и очень красивая.