Кузнецов. Опальный адмирал

Золототрубов Александр Михайлович

— Ставить вашу подпись? — спросил кадровик.

— Мою. Отправьте телеграмму, а на место Виноградова, как и условились, возвращайте на Северный флот капитана 1-го ранга Карпунина. Полгода он прослужил в Главморштабе — этого достаточно.

На вокзале Виноградова встретил адмирал Фролов, вместе явились в наркому.

— Заходите, Николай Игнатьевич! — Кузнецов крепко пожал ему руку. — Как доехали?

— Без приключений. — Виноградов сел. — Один я приехал, жена Вера Георгиевна с двумя малышами осталась в

Полярном. Как сам устроюсь, вызову ее…

— Если не ошибаюсь, вы служили на лодке, где командиром был Фролов? — Николай Герасимович взял со стола папиросы, закурил.

— Так точно, у Александра Сергеевича. Теперь вот снова попал к нему в подчинение. — А вот уезжать из Полярного было тяжело. Там ведь раньше отец мой служил. Плавал на ледоколе «Семен Дежнев». Бывал в Полярном, тогда это был порт Александровск. У отца с матерью нас было девять детей…

Нарком загасил папиросу в пепельнице.

— О вашем отце я знаю и что родина ваша — деревня Суриха под Костромой, тоже знаю…

Разговор шел прямой и душевный — о флоте, о кораблях и людях, о том, как совершенствовать на флотах противолодочную оборону: дело это нелегкое.

— Это проблема проблем, — горячо и убежденно сказал нарком, — и не сразу все сделаешь разумно. Перед войной мы же многое отладили, но многое и не успели, за что немец нас больше всего и бьет. Постоянно искать и совершенствовать организацию — вот в чем гвоздь!

— Свою «моду» диктует и противник, — улыбнулся Виноградов. — Я это испытал на Северном флоте.

— Естественно, — усмехнулся нарком. — Противник тоже ищет на море новые формы борьбы, и это особенно выявилось на том же Севере. Что было главным на морском театре в первом периоде войны? — спросил Николай Герасимович и сам же ответил: — Защита судоходства! Это прекрасно поняли и немцы. Авиацию, эсминцы, подводные лодки они бросили на уничтожение наших кораблей и судов. Однако большого эффекта так и не добились. Тогда противник начал широко применять минное оружие, а командование Северного флота не сразу нашло средство от вражеских мин. Тут, наверное, есть и ваш просчет, Николай Игнатьевич?

— Я этого не отрицаю, — без обиды согласился Виноградов.

— Оба, и вы, и я, ищущие люди, и забота у нас одна — научить моряков воевать с малыми потерями и что для этого надо сделать. Так что порыв у нас с вами весьма благородный. Вы же знаете, даже на хлебном поле вырастают сорняки, и чтобы они не пошли в корень, их нужно вовремя вырвать.

В кабинет на костылях вошел адмирал Исаков. Виноградов встал, чтобы помочь ему закрыть дверь, но тот резко сказал:

— Не надо, я сам… — Исаков взглянул на наркома. — Я вам не помешал, Николай Герасимович?

— Нет, Иван Степанович. — Он кивнул на контр-адмирала Виноградова. — Вчера Николай Игнатьевич прибыл из Полярного, как говорится, с корабля на бал.

— Если кто-то считает, что у нас тут бал, то я ему не завидую. В Главморштабе работы по самое горло…

После ранения под Туапсе и ампутации ноги Исаков долго лежал в госпитале,

вернулся в наркомат весной 1943 года. Он сел в кресло и посмотрел на Виноградова.

— Я помню вас по академии.

— Я тоже вас не забыл, — оживился контр-адмирал. — Когда я там учился, вы были начальником кафедры стратегии и оперативного искусства. Мы всегда заслушивались вашими блестящими лекциями.

— Я могу подтвердись этот факт, — улыбнулся Николай Герасимович.

— Ну, это вы зря, — смутился Исаков. — Лекции самые обычные, как и у других преподавателей. Возможно, у меня было чуть-чуть больше примеров из флотской; жизни. Знания — это всегда хорошо, но как говорил Леонардо да Винчи: наука — полководец, а практика — солдат.

— В июне тридцатого года вы, Иван Степанович, служили в штабе РККА, а я прямо из училища прибыл в Севастополь, — вновь заговорил Виноградов. — Мечтал, конечно же, о корабле. А меня назначили флаг-секретарем начальника Морских сил Черного моря Орлова. Короче, я стал его адъютантом. А через год Орлов уехал в Москву начальником Морских сил РККА. Подумалось, в самый раз бежать на корабли. Но тут пришел Иван Кузьмич Кожанов, и я остался у него флаг-секретарем.

— Я знал и Орлова, и Кожанова, — сказал адмирал Исаков. — Они немало сделали для флота, и флот их не забудет. — Он посмотрел на Кузнецова. — Николай Герасимович, Фролов был у меня, мы все обговорили, так что он готов убыть в длительную командировку. — Он встал. — Если не возражаете, после обеда я хотел бы поделиться с вами мыслями о работе с кадрами в Военно-морской академии. Есть там пробелы, и довольно серьезные.

— У меня тоже есть некоторые мысли на этот счет, так что приходите, Иван Степанович. — Николай Герасимович нажал кнопку звонка, и тотчас в дверях появился адъютант. — Попросите ко мне контр-адмирала Фролова…

Неделю назад возник вопрос о посылке в штаб англо-американского командования в Средиземноморье советского представителя. Начальник Генштаба маршал Василевский пригласил к себе наркома ВМФ и попросил его подобрать толкового адмирала: надо, чтобы этот адмирал знал службу подводника и умел общаться с союзниками, как это неплохо получается у адмирала Головко.

— Долго он там пробудет? — поинтересовался Кузнецов.

— Месяца три, а то и больше. — Василевский посмотрел на наркома. — А что вас смущает, Николай Герасимович? Это же почетное задание! Я бы давно послал туда своего генерала, но им нужен подводник.

Тогда-то Кузнецов и поручил своему заместителю адмиралу Исакову подобрать такого адмирала, а тот предложил кандидатуру Фролова, заметив, что Александр Сергеевич — подводник, прекрасный тактик в вопросах противолодочной обороны, эрудированный, да и английский язык ему не в новинку. И кроме того, Фролов хорошо знает Средиземноморский театр.

«Прав Исаков, и как это я не подумал о Фролове?» — уколол себя нарком. А вслух сказал:

— Фролов подходит по всем статьям. Побеседуйте с ним, и пусть готовится к отъезду.