Кузница №1
Шрифт:
Не только многозвучен, но и многокрасочен завод Герасимова:
Завод гранитный и железный Жемчужной радугой расцвел.От раскаленно-белого до черного цвета сажи, всю гамму цветов весеннего дня вобрал в себя и излучает завод. Звуки у Герасимова спорят с красками, и краски отзываются на каждый звук пролетарского труда:
Белый пламень — спелый лен, — Снежный пар клубится пеной, … Гори, как стог горящий сена Светом горным озарен. Гроздья розовых кораллов Лепит застывая шлак, В чернокаменных кристаллах ОгоньковГерасимов не только верно подмечает краски завода, но и любит играть световыми эффектами. Он сопоставляет «трубу с корою сажи черной» и просинь — «Блуз замасленных эмаль», а также сопровождает действие, звук живописующей его краской:
Вскипали огненные горны, Как чаши красного вина.Откуда же берется у Герасимова живое чувство завода, совмещающего в себе все звуки и краски природы, завода, в котором «веет от горна вервеной». Ответ один: от деревни, от природы, теперь оставленной, брошенной, почти забытой, но когда-то заполнявшей все существо будущего пролетария. Как далекий сон вспоминает пролетарий природу, от которой «на зов торжественных гудков пришел он веснами обвитый».
Я раздружился с ветром воли, Забыл безудержный размах И ширину родных раздолий И землю мягкую в цветах. Я променял на камень жесткий Шелка баюкающих трав, Я полюбил цветные блестки И шумы уличных забав. Захвачен в быстрые потоки, Я стал душе своей чужей, И стали мне — как сон далекий — Былые дни среди полей.Но этот «сон далекий» воскресает и становится живой действительностью в шумящем и искрящемся заводе, в котором «сквозь дымный переплет окна» волнует весна и голубые пространства, поле и река. Пролетарий и на заводе тоскует попрежнему по природе, — и «тянется душа весенняя к просторам солнечным».
От этого устремления к прошлому, не преодоленного еще чувством завода, Герасимов часто остается романтиком, и тогда он чувствует себя скованным:
Меня веригою железной Сковал Обуховский завод, А белой ночи свод беззвездной В таинственную даль зовет. … И к пристаням иных скитаний Душа бросает якоря.Иногда, правда редко, мы встречаем у Герасимова и туманно-мистический мотив:
Таинственное дуновенье По лепесткам души моей, Из пепла сонного забвенья Взошло, как солнце вдохновенья, Над сумраком родных полей.Это же чувство романтизма заставляет Герасимова стремиться куда-то прочь от земли вверх, в какие-то неведомые дали, к небу, к звездам… В поэме, отмечающей, повидимому, у Герасимова переходный период от деревни к заводу, от созерцательности к действованию, от индивидуализма к коллективу, это стремление куда-то ввысь особенно резко выражено:
Душа вскрылит в немом моленьи Под тихий пламень звездных слез. … А сердце перелетной птицей В лазурь полярную стремится. … Я птицей к солнцу устремлен … Она (душа) как ласточка взлетает В иной восторженный полет и т. д.Если бы написавший эти строки был не Герасимов, не пролетарий, мы-бы могли опасаться, что поэт или вернется к старому источнику своего вдохновения, — к деревне, или останется в
Конечно, это дается не без борьбы. Бывали тяжелые моменты, когда поэт, казалось, был скован заводом, когда «согбенный каждый был кургузым, в заводском склепе погребен».
Поэт жалуется на чувство оторванности, придавленности, захватившее его в первые дни на заводе. Завод кажется ему непроницаемым, закованным в броню труб — облитым кровью палачем, преградившим ему путь к миру. Душа поэта, не закаленная пламенем горна, только ночная искра, которая
Из дыма отлетев на миг, Кружит, кружит меж звезд — и быстро Угасший опускает лик.Не чувствуя исхода, рабочий бьется «скованный, безкрылый, весь черный в угольной пыли». Его
…Порывов тают силы В дыму, где горны расцвели.Но это продолжается недолго. Рабочий начинает жить жизнью завода и наступает момент, когда тот самый «согбенный и кургузый»
Сорвал вдруг саван синей блузы, Воскрес и к солнцу устремлен.Между этими двумя моментами проходит длительная, упорная пора борьбы и закалки:
Был каждый в пламя горна брошен, Кипящей сталью опален, Кандальным звоном обострожен, Железным пеплом опылен.Победа достигнута. Работая над сталью, рабочий сам становится ею; в работе над ней завод, одухотворенный и одушевленный, заменяет рабочему природу, — и вот «как сон смиренная забыта преклонновыйная межа». Но и этого мало. Природа бывает не всегда прекрасна, но и мрачна, не всегда радостна, но и тосклива. Рабочему чувство тоски, печали не должно быть доступно в его борьбе за лучшее будущее, и тут ему на помощь приходит тот же завод. В скучные, серые дни, когда «осень в шорохах и звонах тоскливо бродит по селу», лишь на заводе, лишь у рабочих «огнем труда сердца согреты». Труд бодрый и безостановочный, горящий в зареве завода помогает рабочему пережить тяжелые дни неизбывной скорби, разлитой по всей деревне. Тут уже завод противопоставляется природе, наделяется свойствами, которых у последней нет:
Кадимый клубами тумана Осин рыдает хоровод. Лишь ярко на груди кургана Веселый искрится завод. Природа всхлипывает тихо Над блеклой плащаницей нив, А он посвистывает лихо Багрянца шапку заломив.Теперь рабочий начинает сознавать уже силу, которую дает ему завод. Рабочий побеждает чувство придавленности, скованности, когда завод казался ему каким-то нелепым чудовищем, в котором теряются сотни и тысячи таких же, как он, от прошлого мира оторванных людей, и начинает борьбу за овладение механическими силами завода. Пар «спутник неизменный» рабочего, который был прежде «жестокий господин и бог», теряет свою власть над пролетарием; во всяком случае, он уже не только господин, но и раб. В этой борьбе с заводом у рабочего впервые зажигается чувство гнева и мятежа, которое скоро должно вылиться за пределы завода и залить весь мир, чтобы перестроить его на новых началах. Рабочий вздувает горн рабочим гневом, его