Кузница Тьмы
Шрифт:
– Аратан, - рявкнул он, когда юноша попытался покинуть круг света.
– К чему мне тебя слушать?
– Может, ни к чему. Но я гадаю, говорил ли тебе учитель насчет жертвенности? Отказе от желаний ради мира? Пробовал ли провести тебя от детства к взрослению?
– Ринт пнул костер, послав к небу столп искр.
– Мужчина понимает жертву. Знает, от чего нужно отказаться.
– Ты так потому, что у тебя нет женщины.
– Аратан, у меня есть жена. Она осталась в Райвене. Когда вернусь, найду сына - или дочку. Я припозднился, видишь ли, ведь я служу в Погран-Мечах,
Кажется, слова возымели действие. Аратан стоял неподвижно, словно лишившись сил, потеряв волю.
– Зная заранее, - сказал Раскан, поднимая глаза от миски, - отослал бы тебя назад, найдя другого меча. Тебе нужно быть с ней, Ринт.
– Был у меня дядя, которого жена ткнула ножом в разгар родов. Слишком много нежничал и суетился.
– Убила?
– Нет, пришпилила заботливую руку к земле.
– Он помедлил и добавил: - Говорят, он вытащил нож и вернулся гладить ей волосы. Но вскоре повивальные бабки его выволокли из комнаты. Так что все кончилось хорошо.
Раскан фыркнул.
Шаги возвестили о возвращении Ферен. Драконуса видно не было.
Сержант выпрямил спину.
– Где лорд?
– Свершает приношения, - ответила Ферен.
– Ринт, черт, ты всё сжег.
– Ну, да.
– Приношения?
– удивился Раскан.
– Курган, - сказала она рассеянно, принимая миску.
Аратан стоял, не сводя с нее глаз, однако она никак не реагировала. Ринт понял: сестра уже рассталась с мальчишкой.
– Нет, - сказала Ферен в темноте.
– Кончено.
Аратан отодвинулся, чувствуя себя потерявшимся. Слезы туманили глаза. Отец его правит всеми, а править значит - пользоваться. Всюду, куда не погляди, видно тяжелую руку отца. Она отталкивает, тащит, держит - где удар, там синяки и саднящие раны. Вот смысл власти.
Ему хотелось убежать. К утру он исчез бы... Но Ринт его выследит. К тому же от иных событий не сбежать.
Он прошел к вещам, подобрал гирьки, лежавшие в ящичке в совершенной последовательности. Одну за другой выбросил в ночь.
В дне пути к западу от Абары Делак Гриззин Фарл сидел около костерка, который разжег ради пойманного днем зайца. Настоящие охотники пользуются пращой или стрелами. Возможно, даже копьями - такими, каких у него много. Но Гриззин Фарл не был охотником. Он загнал животное. Довел до паники и подчинения. Но даже потом, держа трепетное создание на коленях, он потратил немало времени, поглаживая мягкую шерстку, изгоняя страхи, и поморщился, сворачивая шею.
Смерть - ужасная сила. Приносящему страдания никогда не отмыться. Он видел у охотников и скотоводов неоспоримую холодность духа, умение представить нужду как добродетель. Горе не касается душ, когда они забивают живые существа, ходящие на двух ногах или четырех, наделенные крыльями или скользящие в потоках воды. Нужда - сама по себе ответ. Нужно есть, нужно кормить, и смерть становится разменной монетой.
Эта истина ему не нравилась; той ночью, разгрызая мелкие косточки, он ощущал свое прозвание - Защитник - как пустую насмешку.
Утром он заметил двоих погран-мечей: они отвезли наставника Сагандера на
Мысль эта вызвала тихий взрыв смеха.
Увы, заяц не увидел повода присоединиться к веселью.
Едва сумерки сгустились в ночь, он увидел идущую с востока одинокую фигуру. Говорят, что случайность не предугадаешь, однако грядущая встреча вовсе не случайна, и он решил держаться настороже. Далеко на западе королева Тел Акаев забеспокоилась в вечной дреме, и нрав ее оставался скверным, несмотря на все усилия успокоения.
Старики так не любят молодых, и на пределе обоих состояний нелюбовь превращается в истинное отвращение. Глядите, как мерзки новорожденные; смотрите, как убого дряхлое старичье. Полные отвращения взоры вполне заслужены обеими сторонами.
Теперь же с востока - тяжкие шаги все ближе - идет старый друг, всегда готовый поклониться ребенку. Остается лишь удивленно моргать, видя, как сбалансированы противоположности.
– Много о чем есть подумать, - сказал он громко, чтобы приближающийся слышал.
– Но эль кончился. Никогда не умел рассчитать рацион, позор мне.
– Одними словами, Гриззин Фарл, ты можешь заполнить фляги.
– Увы, мой отвар не бывает сладким. Присоединяйся, старый друг. Ночью я вырву у тебя тысячу признаний, пока не закиваю, опьяненный мудростью. Если не твоей, то своей.
Гость не уступал ему статью и толщиной. Плащ из серебристого меха развевался на плечах, мерцая в свете звезд.
– Я пришел из места тревог и зловещих намерений.
– А уходя, ты случайно не прихватил с собой винный погреб?
– Тисте знают толк в вине, верно. Значит, имело смысл так далеко нести подарок.
– Тут он вынул из мешка глазурованный кувшин.
Гриззин Фарл улыбнулся.
– Каладан Бруд, я поцеловал бы тебя, будь я слеп и впади в чуть большее отчаяние.
– Придержи сантименты, пока не напьешься всласть. Но не со мной.
– С кем же?
– Как? С женой. Вино предназначалось ей.
– Похититель ее сердца! Так и знал - тебе нельзя было доверять! Вялая благосклонность... теперь ясно вспоминаю - от нее несло духом винодельни. Понятное дело, ты нашел тайный ход к постели!
– Не такой уж тайный, Гриззин. Но замолкаю, дабы защитить твою невинность.
– Мне дарован титул Защитника и говорят, потому, что я заткнул уши и зашорил глаза. Ну же, передай бутыль и познаем жало знамений.
– Свобода, - сказал Бруд, - была у меня отнята.