Квадрат для покойников
Шрифт:
Беспокойство и душевная неуравновешенность подняли Трупа с кресла и повлекли к окну. Минуту он созерцал мирный пейзаж улицы с кустиками на газонах малолюдной улочки, скамейку возле парадной, на которой с газетой сидел японец. Все казалось безобидным, и все же Труп был неспокоен. Ушибленная голова ныла, усугубляя тоску.
Труп подошел к ковру, развернул его и осмотрел тело мертвого Собирателя. Ничто не выдавало в нем прежнего биения жизни, труп и труп. Трудно было представить, что когда-то он ходил, разговаривал… был одушевлен. Унылый Труп стоял над телом, глядя на него с непривычным и незнакомым чувством откуда-то взявшегося страха. Конечно, случалось, что он боялся: за свою свободу, за свою жизнь, здоровье…
Труп отвел глаза от Собирателя и отошел к окну, подальше – не от покойника – от рубежа смерти.
Никогда, пожалуй, Трупу не было так жутко. Он вдруг ощутил себя стоящим в гигантском морге в окружении всех тех десятков трупов, которых он наделал за свою жизнь. Весь мир чудился ему моргом, и он один живой, и от этого становилось еще жутче. А самый непокорный покойник, лежащий у него за спиной, гонится за ним и не хочет оставить, то там, то тут прикидываясь живым. И с ним нужно бороться, нужно победить… Но как победить покойника?!
В ушах Трупа поднялся уже знакомый ему звон, он приближался, нарастая, занимая все пространство мозга, весь мир… Достигнув своей наивысшей точки, он лопнул, исчез вместе с болью. Оглушенный Труп несколько секунд стоял, зажав уши, потом оглянулся на покойника, сел в кресло. Нужно было восстановить силы.
Бессонные ночи, черепно-мозговая травма сильно подорвали здоровье на старости лет – не удивительно, что в голову Трупу вновь полезли незваные покойники. В памяти прокручивались старые истории ограблении, лица жертв… Они двигались, словно на экране, только почему-то очень медленно. Несколько минут Труп наблюдал хоровод полузабытых событий, лиц. Потом медленно поднялся на ослабших ногах, подошел к окну. Пейзаж не изменился, только на скамейке к японцу прибавилась старуха в мотоциклетной каске. Из окна третьего этажа трудно было разглядеть ее детально, Труп взял с книжной полки бинокль и пригляделся к пенсионерке внимательно. Зрение не обмануло: старуха была в каске, между ног она держала лом. "Наверное, дворничиха", – подумал Труп и хотел отвести взгляд, но что-то знакомое мелькнуло в морщинистом старушечьем лице, он вгляделся пристальнее… Покойница!! Там внизу, на скамейке, сидела три года назад убитая им старуха! Только что в хороводе лиц она прошла перед ним, а теперь как ни в чем не бывало сидела внизу на лавочке. Или, быть может, не она, но удивительно похожая на ту старуху… И взял-то он тогда пустяк: чулок один драный с пятью, правда, тысячами, правда, долларов… Ну, а с валютой иностранной куда? Зарыл купюры где-то – забыл уже где. А в чулке этом до сих пор лук в кухне подвешивает. Хозяйка чулка нетерпеливо зыркала по сторонам глазами, словно явилась на свидание и кого-то ждет. Снова страх, казалось, уже оставивший его, зашебуршил внутри – Труп резко оглянулся на Собирателя и облегченно вздохнул: тот лежал в прежней нелепой позе. Труп оставил бинокль на подоконнике, снова уселся в кресло спиной к Собирателю. Он старался в подробностях припомнить несчастный случай со старухой. Возможно, была ошибка?.. Да нет, ошибки не было, да и не могло быть. Он помнил, как, затаскивая в кровать старое ее тело, удивился, что оно охладело так скоро. Нет, она не могла ожить.
Труп встал, подошел к окну и в бинокль вновь уставился на старуху. Последив за ней некоторое время, прошелся по комнате от окна к покойнику… и вдруг остановился ошеломленный. Выпученными глазами он глядел в пространство, ужасаясь догадке. Словно удар лома в памяти вспыхнуло воспоминание и лицо, лицо убитого… Как он мог еще тогда, в комнате Владимира Ивановича, куда притащил
Труп стал припоминать других умертвленных им людей, и чем больше он вспоминал, тем страшнее ему становилось. Всегдашняя уверенность в безнаказанности, в отсутствии свидетелей, улик и доказательств на самом деле оказалась миражом, и теперь уйма ожившего народа могла опознать его…
Труп повел по сторонам безумными глазами. Бежать! В деревню, в глушь, в Саратов!! Как можно скорее покинуть эту полную покойников колыбель революции, чтобы на свежем, чистом воздухе все обдумать и взвесить. Бежать!
Труп метнулся к бельевому шкафу, где у него хоронились кое-какие награбления, но, споткнувшись о ногу неживого Собирателя, остановился. Этого мертвого свидетеля оставлять было нельзя. Почему-то Труп чувствовал в нем главного и особо опасного свидетеля. Он подошел к кровати, сорвал с нее покрывало и набросил на покойника.
– Полежи покамест.
Закрыв дверь на ключ. Труп вышел на лестницу и поначалу припустил вниз ло ступенькам, но, пробежав пролет, одумался и своим обычным воровским путем (через чердак) спустился по чужой лестнице и, никого не встретив, кроме разве японца, вышел на улицу.
Труп с умышленно искаженной внешностью добрался до больницы "В память 25-летия Октября" за полчаса. Всю дорогу его преследовал страх, он чувствовал враждебность этого мира живых людей – спокойнее ему было бы, пожалуй, с хладнокровными мертвецами.
Он долго не мог найти вход. Вторичная травма головы, когда морговский служащий выходя ушиб его, сильно испортила память; еще около часа он проблуждал по обширному зданию в поисках нужной двери с предупреждающей надписью "Посторонним вход противопоказан", и уже найдя ее, минуту постоял, набираясь решимости, прежде чем открыть.
Тесное помещение было все так же завалено порожними носилками, и все так же из-за приотворенной двери доносилась песня про розы. Труп немного постоял, потом прокашлялся, песня смолкла, и в дверной щели показалась красная улыбающаяся физиономия прозектора.
– Ты чего, мужик, жмурика притаранил? Га-га-га…
– Да нет, я так…
– А-а-а-а. На экскурсию, значит? Заходи!
– Да нет, я по делу. Поговорить хочу.
– Ну чего у тебя?
Полный жизнерадостный мужчина вышел к нему в узкое помещение. Был на нем все тот же грязный халат и скальпель в руке.
– Родственник у меня преставился, – начал врать Труп. – Хочу, чтобы опытный врач, вроде вас, вскрытие сделал и сказал бы, отчего он умер.
– Давай!
Мужчина снова весело расхохотался и протянул свободную от скальпеля руку.
– Да у меня с собой-то нету, – глядя на его руку в резиновой перчатке, проговорил Труп. – Но я притащу, сейчас же притащу…
– Ты тупой, что ли? Га-га-га… Деньги давай, за так я бесхозных обслуживаю, а ты родственник. С тебя магарыч.
Наконец, поняв, Труп вынул из кармана специально приготовленную для такого дела купюру и отдал ему.
– Ну вот, теперь неси… Кому мертвец, а нам товарец. Га-га-га! – он подмигнул Трупу и опять загоготал. – Был полковник – стал покойник! У меня случай недавно забавный был… Пойдем ко мне, – махнул рукой прозектор, приглашая Трупа за дверь, где он работал, и, не дожидаясь, пока гость решится, вошел сам. – Так случай развеселый! – слышалось из-за двери. – Я одного разъял, а у него… Га-га-га!.. У него внутри… Га-га-га!.. У него внутри… Что бы ты думал?! Га-га-га… Внутри у него, представь…
Труп повернулся и вышел вон, плотно прикрыв дверь.