Квадрат тамплиеров
Шрифт:
– Новая машина! – воскликнул Лео.
– Новый автомобиль, – согласилась она с жаром.
– О-ля-ля, ты слышал это, Питер? Наша Селина наконец купила Espace. И мы заплатили, по крайней мере, за половину «ублюдка». Правда, Селина, а?
– Почему вы думаете, что я смотрю на своих лучших клиентов как на бутерброды с сыром? – спросила она с улыбкой.
В то время как они говорили, вошла молодая пара, и Селина поспешила к бару, чтобы обслужить их. И весь вечер напевала.
Лео занимался бутербродами, в то время как Ван-Ин отдавался «Дювелю».
– Ты уже тогда предположил, что Ханнелоре могла иметь некоторое
Лео приготовил второй бутерброд с порядочной порцией сыра и собирался положить его в рот.
– Ну, это была шутка! Хотя все возможно, – усмехнулся он. – Мартенс сказала тебе, что она была честолюбива. Веришь ли ты в целостность судебной власти и политику чистых рук?
Ван-Ин закурил и минут десять возился с сигаретой.
– Конечно нет, – сказал он угрюмо. – Но есть несколько вещей, которые я не могу понять.
– С этого момента поподробнее, – попросил Лео напористо.
– Ну, в воскресенье я говорил, что дело с золотом Гислая могло быть частью ряда действий, направленных против старшего Дегрофа. Я упоминал то же самое в моем отчете.
Лео внимательно слушал, поедая второй бутерброд.
– Неопытный заместитель прокурора передает мое интуитивное заключение политическому деятелю, который, вероятно, предлагает ей защиту и поощрение. Два дня спустя тайная встреча организована, во время которой расстановка политических сил изменена, очевидно, на основе тривиального инцидента и нескольких пустых предположений. Слишком много для меня, чтобы проглотить все это, – сказал Ван-Ин решительно. – Если ты меня спросишь, Ван-дер-Эйк знает больше о деле, чем делает вид, и уверен, что против Дегрофа будут совершены еще какие-то действия. Это обычно стоящее вложение в капитал в таких ситуациях. Как раз перед выборами, искупайте конкурентов в грязи, и вы заработаете очки.
Лео замер со своим третьим двойным бутербродом в руке.
– Ты имеешь в виду, что это…
– Я предполагаю, что один из преступников уже обрисовал Ван-дер-Эйку картину перед событием, так как у них была общая цель: устранить Дегрофа, организовав охоту на ведьм в прессе. Не забывай, что Дегроф отреагировал только после того, как я организовал радиоэфир.
– Не проще было передать файл прессе или одному из его политических противников? Почему такая сложная операция, ради бога? Привлечь внимание? Ты должен признать, это уж слишком окольный путь к цели, – возразил Лео.
– И я так думал сначала, – не отступал Ван-Ин. – Но если компромат на Дегрофа такой уж взрывной, что никакая газета не была бы готова выложить его без серьезных доказательств, тогда сложный вариант имеет свои преимущества. И даже если пресса согласилась бы опубликовать такой материал, у Дегрофа всегда есть все шансы заткнуть ей рот. Они говорят, что он может обратиться в местную прессу. Не надо забывать, что широкая публика не глупа. Если скандал вокруг высокопоставленных персон разразится перед выборами, их подозрения в том, что это ложь, возрастут вдвое. Не впервые избиратель встанет на сторону оскорбленного. Вспомним Клинтона. Публичные признания его домохозяйки незадолго до выборов не помешали ему стать президентом. Но если вы сделаете так, что информация пойдет не на прямую, а окольными путями, шансы на то, что вы добьетесь желаемого результата, намного возрастают.
– Но тогда ее
Он начал понимать ход рассуждений Ван-Ина.
– Точно, – подмигнул Ван-Ин. – Вам придется наращивать напряженность, довести ее до самой высокой точки, вы должны убедиться, что материала для диверсии в печати более чем достаточно, чтобы привлечь национальное и даже международное сообщество. А если еще что-то просочится между строк, эффект будет необратимым.
– Но если это так, а это можно утверждать, то Дегроф знает, кто загнал его в угол, – заметил Лео. – Возможно, тут есть что-то от квадрата тамплиеров, и он – единственный, кто понял это. Возможно, преступники приперли его к стенке, и он отчаянно пытается сорвать расследование и не допустить общественного резонанса.
– Возможно, – сказал Ван-Ин. – С другой стороны, возможно, мы оба рискуем стать параноиками.
– Ты думаешь, что Мартенс знает больше, чем мы?
Ван-Ин пожал плечами:
– Может быть, я поторопился с выводами, осуждая ее сегодня утром, ведь она просила меня доверять ей.
– Не можешь думать о ней плохо, не так ли? – поддразнил Лео.
– Избавь меня от своих домыслов, – отрезал Ван-Ин, – и съешь еще один бутерброд. А то у тебя от голода галлюцинации начнутся.
Лео дружески похлопал его по плечу и вернулся к еде. О его аппетите ходили легенды.
– Ты всегда можешь потребовать объяснений, – сказал он, поедая бутерброд.
Ван-Ин поерзал, потягивая пиво и глядя по сторонам, ему показалось, что сидящие за соседним столиком посетители напряженно прислушиваются к их разговору. Пока они разговаривали, кафе наполнилось людьми.
– Я думаю, что надо быть осторожными, – тихо произнес комиссар.
– Одно могу сказать точно: дадим себе отдых сегодня и пошлем к черту дело Дегрофа до завтра.
– Секунду назад ты вообще хотел прекратить расследование, – ухмыльнулся Лео.
– Я разве так сказал?
Лео удивился, подняв бровь.
– Я имел в виду паузу на сегодня, – сказал Ван-Ин.
– Рад слышать, – пробормотал Лео.
Еще одна депрессия была подавлена. Он поднял руку.
– Селина, милая, еще «Дювелей», и добавь бутеров для Ван-Ина. Он подыхает от голода!
Глава 12
«O Fortuna, velut luna, statu variabilis» [22] . Кармен Карла Орффа Бурана сотрясала старый дом до основания. Усилитель «Сансуй» гремел. Ван-Ин, растянувшись на кушетке, отдавался любимой музыке.
22
О Фортуна, ты переменчива, как луна (лат.).
Он считал, что музыка Орффы должна звучать только на полную громкость, чтобы проявиться во всей красе. Его глаза были закрыты, голова содрогалась под необычный ритм. Он купался в небесной теплоте музыки, покалывало в груди, плечах. Поэтому он не сразу услышал стук в дверь, который заглушали удары музыкальные. Он скорчил мину и поднялся с кушетки, недовольно повернул ручку громкости и энергично постучал в свою дверь в ответ дверному злоумышленнику.
– Что за черт? Боже… где горит? – взревел он, и стук прекратился.