Квадрат тамплиеров
Шрифт:
Медсестра, конечно, рассказала ему о причине визита. Ван-Ин думал – ему повезло, что он не будет давать объяснения. Он стал изучать стенды, которыми были оформлены стены.
Ханнелоре ожидала такого вопроса. Она должна была подумать о хорошем предлоге для такого визита. Официально у нее не было никакой опоры.
– Есть сомнения, что Орели Дегроф была помещена сюда без объективной причины, – выпалила она.
Ван-Ин затаил дыхание. Она вышла на тонкий лед.
– Мне поручено выяснить, имеются ли основания для пересмотра данного решения.
Доктор Де-Бёвер почесал
Но Де-Бёвер, видно, был тертым калачом, он всякого наслушался на своем веку, бывало, говорили и правду.
– Нет ли какой-либо официальной аргументации по такому делу? – заметил он.
– Конечно, доктор. Однако, я полагаю, вы знаете семью Дегроф. И если я сообщу вам имя того, кто интересуется проверкой, вы, вероятно, поймете, почему я не хочу пока давать официального хода делу. Если заключение врача будет отрицательным, тогда я проинформирую заявителя, и дело будет прекращено, кроме того, он просить решить дело устно. – Все это время она ни разу не моргнула, сохраняя выдержку и поведение, каким она уже отличилась недавно в воскресенье.
– Очень мудро, госпожа Мартенс, – одобрил Де-Бёвер.
Ван-Ин закончил осмотр абстрактных акварелей и занял место рядом с Ханнелоре. Она сделала необходимую грязную работу со значительной, но необходимой хитростью.
– Я думаю, что не смогу вам помочь, – сказал Де-Бёвер категорически. – Медицинская информация строго конфиденциальна. Я могу говорить только тогда, когда буду вызван как эксперт в суд.
– Это совершенно справедливо, доктор, – согласилась Ханнелоре. – Но я не о медицине. Мы просто хотели поговорить с Орели, под присмотром, конечно.
– Я думаю, что мне придется вас разочаровать. Орели Дегроф чрезвычайно слаба, и в ее положении эмоции опасны. Она провела здесь больше двадцати шести лет. Ложная надежда на то, что ее могут выписать, принесет ей бесконечное страдание. Я даже не уверен, что она поймет, что происходит.
– Но возможно увидеть ее хотя бы на десять минут? – попросила она. – Нам будет достаточно просто посмотреть.
Де-Бёвер знал, что так легко не сможет отделаться.
– Если вы настаиваете, – сказал он явно недовольно. Он не мог знать, к чему это. Но если позволить им, может, тогда они оставят его в покое. – Орели в комнате отдыха в настоящий момент. Если вы обещаете не контактировать с ней, я могу позволить вам видеть ее, но только недолго.
Они следовали за Де-Бёвер через другие корпуса с крытыми черепицей черно-белыми коридорами. Мимо прошел случайный пациент с унылым и пустым взглядом. На лестничном пролете Ханнелоре ткнула Ван-Ина в ребра. Он немного отстал, по выражению ее лица она как будто требовала, чтобы он понял ее. Он провел пальцем по горлу, а она усмехнулась и высунула язык в сторону Де-Бёвер.
На первом этаже, в просторной комнате на мягких креслах, расположилось общество пожилых больных женщин. По большей части они смотрели в пространство, другие занимались различной бесполезной трудотерапией. Высокая белокурая женщина лет сорока собирала башню из деревянных блоков до тех пор,
Де-Бёвер кивнул в сторону окна, где спокойно сидела и вязала женщина. Солнце накрыло ее желтоватой фатой. Сухой звон вязальных спиц, казалось, пожирал время, как часы. Она мельком взглянула на новичков и улыбнулась.
Орели была единственным пациентом, заметившим их присутствие. Ей было почти пятьдесят один год, но ее кожа была гладкой, как шелк. Модная прическа, и, в отличие от остальных пациентов, она не носила ночную рубашку или халат.
Она была элегантно одета и держалась с достоинством. Черты ее лица говорили об интеллекте, в глазах Ханнелоре увидела глубокую печаль. Через пару минут Де-Бёвер дал им понять, что их время закончилось, а пять минут спустя они уже стояли на улице.
– Я не удивлюсь, если наш юный друг в ратуше был прав, – сказала Ханнелоре тревожно. – Вы видели, что она вязала?
Ван-Ин не обращал внимания. Мужчины никогда не обращают на такие мелочи внимания.
– Детская одежда, – сказала она.
– Неужели, – усмехнулся Ван-Ин. – Раньше такое было достаточно распространено в высоких кругах. Проблемные дети сдавались в специальные учреждения без лишней суеты. Ради безопасности и покоя респектабельной фамилии.
– Таким образом, вы разделяете мое мнение? – риторически спросила она.
– Думаю, да.
В каждой респектабельной семье частенько прячется огромная куча грязного белья.
– Вас подвезти до дома? – спросила Ханнелоре, когда они въехали под виадук на окраине Брюгге.
Он кивнул, и она остановилась у церкви Сен-Джеймс, недалеко от Ветте-Виспорта.
– Зайдете? – спросил Ван-Ин, надеясь, что она скажет «да».
– Сожалею, Питер, но у меня назначена встреча в здании суда в 17.30.
– Стало быть, вы опаздываете, – заметил он. – Пять минут шестого.
– Знаю, знаю. Но заместителям прокурора разрешается опаздывать, – улыбнулась она.
– Я позвоню, если будут новости.
– Сделайте одолжение, – бросила она в открытое окно. – Ну, теперь я уже точно должна лететь.
В задумчивости он побрел через Ветте-Виспорт. После долгих лет послушания нарушение правил приятно освежило. Ему вдруг захотелось свистнуть, и он бы свистнул, если бы умел.
Глава 11
Ван-Ин подскочил, когда Ханнелоре позвонила в пятницу утром в 7.45. Однако он рано встал.
– Привет, Питер. Это я. Надеюсь, что я вас не разбудила. – Ее голос звучал взволнованно. – Я не могу сказать много по телефону. Кто-то передал мне кое-что важное вчера. Я займусь этим, и мы поговорим. Увидимся сегодня вечером.
– Что вы имеете в виду? – спросил Ван-Ин с тревогой.
– К сожалению, Питер, это я должна сделать самостоятельно. Поверьте мне. Пока!
– Прекрасно, – буркнул он и повесил трубку. – Я должен был это предвидеть. – Он застонал. Это было не первый раз, когда его так кинули.