Квадрат тамплиеров
Шрифт:
Последнее, что он мог сделать, – запаниковать. Он решил считать до ста и затем начал кричать, потом стал внимательно прислушиваться к звукам в доме. Может быть, старик уснул? Может быть, кончился лимонад и он пошел в магазин? Но почему он ничего не сказал? Бертран услышал разгоняющийся грузовик, где-то там шелестел ветер в кустах, и на крыше щебетали воробьи. Но в доме стояла жуткая тишина: ни шагов, ни скрипа, ни грохота посуды. Бертран допил теплый лимонад. Он был ужасен на вкус. Мальчик досчитал до семидесяти восьми, стоя посреди комнаты, как можно ближе к двери,
– Эй, господин, проснитесь, господин… Вставайте! – Подождав немного, он стал повторять это каждые тридцать секунд.
Но никакой реакции не последовало и на сотый раз.
Бертран вспотел. Горло болело от крика, теперь он мог говорить лишь хриплым шепотом. Дрожа от ярости, он вскочил на кровать и начал дергать цепь, пока не задохнулся и не упал, ударившись при этом головой об стену. Он рыдал, уткнувшись лицом в подушку.
Откричавшись, он сел на кровати. У него был характер матери. «Независимо от того, в чем состоит проблема, всегда есть решение, – говорила она часто. – Но если вы потеряете рассудок, тогда у вас нет ни единого шанса».
Он пытался думать, сохраняя спокойствие. Он посмотрел на часы и вскочил. Было только без десяти девять.
Дом был, вероятно, вдали от цивилизации. Похитители всегда выбирают уединенные места для того, чтобы прятать своих жертв.
Жертв – какое страшное слово! Дом должен находиться далеко от главной дороги, в противном случае он был бы с кляпом во рту. Бертран держал себя в руках вплоть до середины дня.
Паника, как и страх, застают вас врасплох. Она накрывает вас волной, и вся целеустремленность пропадает в этой пучине. Относительное спокойствие первых часов его похищения обеспечил галоперидол, но Бертран не знал этого. Старик оставил его, и только Бог знал, когда он вернется. Может быть, он хотел наказать его за плохое поведение. Мальчик придумывал самые фантастические объяснения.
После полудня у него началось головокружение, сухой язык стал как наждак, губы потрескались. Жара и духота в комнате стали невыносимыми. Лента вокруг запястья вызвала раздражение и сыпь. В отчаянии он попытался уснуть, но слезы наполнили его глаза, и все, что он мог сделать, горестно вздыхая, несколько раз произнести: «Мама».
Шарлотта подала кофе без слов, поставила бутылку «Отарда» рядом с Ван-Ином и села.
– Что делать? Вот если бы у нас были репродукции картин, – сказал Делё. – Мы могли бы их напечатать на холсте и использовать оригинальные фрагменты. Никто не заметил бы разницы.
– Ни в коем случае, – отрезала Шарлотта. Она посмотрела сначала на Делё, а затем на Ван-Ина, как будто ожидала, чтобы он поставил его на место.
– Похитители идут на шаг впереди нас, – заметил Ван-Ин. – Как вы думаете, почему они настаивали на том, чтобы господин Делайе соскреб полоску краски с каждого холста?
Делё был глуп, но в настоящий момент это совершенно не беспокоило Ван-Ина, он на самом деле тоже держал в голове такую идею.
– Будь у нас больше времени, мы, возможно, сделали бы копии, – сказал
Делайе нервно почесал небритый подбородок. Ван-Ин был прав. Похитители не оставили им выбора. Он всю ночь обдумывал варианты.
– Я думаю, мы должны оставить это до завтра, – сказал Ван-Ин. – Но у меня есть вопрос. Что нам делать, если мы сможем арестовать Лонглегза до костра?
– Что вы имеете в виду, комиссар? – спросил Делайе, несмотря на то что отлично понял Ван-Ина.
– Мы продолжаем или мы ждем? – уточнил Ван-Ин.
– Не нужно ждать, – прошептала Шарлотта, ее голос хрипел. На этот раз ее взгляд был предназначен Ван-Ину.
– Расслабься, дорогая, – сказал Делайе. – Комиссар убежден, они не коснутся волоса на голове Бертрана, даже если мы не передадим картины. – Он не смог сказать сожжем.
– Мне очень жаль, господин Делайе, но это не то, что я сказал. Я сказал вам, что убежден, они не будут выполнять свои угрозы. Профессор Бехейт согласен со мной по этому вопросу, но мы никогда не можем быть на сто процентов уверены. Всегда есть возможность, что они запаникуют.
– Хватит! Я отказываюсь допустить, чтобы мой внук подвергался малейшей опасности, – отрезал Дегроф, сверкая глазами.
Ханнелоре показалось, что Дегроф был готов содрать с него заживо шкуру. Сомнительное поведение Делайе сильно огорчило ее. «Боже, – думала она, – мы говорим о твоем сыне!»
– O’кей. – Ван-Ин хлопнул по столу ладонью. – Что бы ни случилось, мы не отменим костер, если молодой Бертран не будет найден прежде. Все согласны?
– Конечно, мы все согласны! – вскричала Шарлотта.
– Хорошо. Тогда так. Завтра в семь утра четыре человека придут, заберут картины и отвезут в бронированном автомобиле. Господин Делайе будет сопровождать их. Ожидается большая толпа на площади, и мы должны быть уверены, что он сможет проехать.
Ван-Ин налил себе коньяка и закурил первую сигарету за день.
– Я полагаю, картины готовы к транспортировке.
– Я положила их в гостевой спальне сегодня утром. Мне не нужно их упаковывать, не так ли?
Ее слова были в этой ситуации комичны.
Только одна вещь имеет значение, только одно беспокоило Шарлотту – безопасное возвращение сына.
Ван-Ин выкурил еще три или четыре сигареты, пока они обсуждали детали.
Ханнелоре пристально следила за ним. И только когда Дегроф поднялся и объявил, что у него кое-какие дела по дому, Ван-Ин сделал свой ход.
– Может быть, есть один способ получить молодого человека бесплатно, – сказал он отрывисто.
Челюсть Делайе отвалилась, и Шарлотта чуть не опрокинула чашку. Делё, которому давно уже хотелось в туалет, остолбенел.
– Я надеюсь, что это не какая-то бездарная шутка, – сказал Дегроф ледяным тоном.
– Ничего такого, господин Дегроф. На самом деле успех моего плана полностью зависит от вашего сотрудничества.
Дегроф побледнел, и Ван-Ин понял, что нет пути назад.
– Не будьте дураком, – фыркнул Дегроф. – Я, конечно, в вашем распоряжении, но понятия не имею, что могу сделать, чтобы помочь вам. Только скажите.