Квадратный метр неба

Мартинкевич Сергей

Так продолжалось несколько лет, по истечению которых Питер кардинально всё поменял, как своё отношение к массовой культуре, так и отношение ко всем участникам литературного объединения. Былые ценности и установки, поначалу кажущиеся основополагающими, ударились о действительно и разлетелись на осколки в разные стороны. Питера перестали, казалось ему, волновать былые проблемы, он хотел достичь чего-то весомого в своей жизни, чего-то большего, чем эти высоконравственные крики в пустоту. Он чувствовал, что энергия его переполняет, но не может найти свой выход из-за всякого рода ограничений, будь то его безызвестность или нестабильное финансовое положение, на которое нельзя положиться в суматохе дней. Долгими вечерами он размышлял о том, что же не так

делает, и пытался найти выход. «Да кому вообще нужны эти стихи, эта писанина, наглухо пропитанная идеями о «высоком» и не находящая связи с реальностью, – думал он, – это никого не интересует, всё общество стремится к более приземлённому, и действительно ли необходимо это менять? Действительно ли так всё плохо?». Поначалу он не находил ответа на эти вопросы, а после того, как ему подвернулась высокооплачиваемая работа, в которой он смог проявить себя, Питер и вовсе решил прекратить поиски, и получилось у него это достаточно хорошо. Не сказать, что он работал не покладая рук, но и глупо было бы отрицать, что справлялся он с возложенными на него задачами чересчур хорошо.

Тем не менее Ассоль продолжала придерживаться тех взглядов, безусловно, немного видоизменённых, но сохраняющих свою основу. Она не раз высказывала Питеру своё недовольство, неоднократно писала критические отзывы о тех артистах или писателях, продвижением которых занимался лично Питер, но это не находило поддержки у широких масс. Её здравые и обоснованные доводы о чьём-то творчестве терялись в многоуровневом информационном потоке, который частично был подвластен самому Питеру. Это девушка была единственным человеком из университета, с которым он не оборвал свою связь, кроме того, она была той, с кем он мог говорить максимально искренне на волнующие его темы, не пряча под гримасой настоящие эмоции и переживания. Она была для него тем большим куском себя прошлого, от которого он почти избавился, но не до конца. В ней он видел себя тем, кем мог бы стать.

– Мы на месте, – сказал водитель такси. – Рядом вокзал Санта-Лючия. Могу помочь отнести ваши вещи до водного такси, если необходимо.

– Спасибо, – ответил Пит и расплатился с водителем, – будет очень любезно с вашей стороны.

Как только Ассоль села в гондолу, Питер сразу прочёл по её лицу, что она восхищена этим пропитанным осенью городом, хоть они и находились ещё далеко от тех мест, поражающих даже самых безэмоциональных людей.

– Это прекрасно… – полушёпотом произнесла девушка, боясь своим голосом нарушить городскую симфонию.

– Надеюсь, лучшее тебя ждёт ещё впереди. – Сказав это, Пит словил на себе безмерно радостный взгляд голубых глаз Ассоль, и, улыбаясь, обратился к гондольеру: – San Marco, Calle Vallaresso 2332.

Извилистые каналы, окружённые гениальной архитектурой, очаровательные узкие улочки, неповторимая игра солнца на воде, – всё, что находилось в этом городе было пропитано сказочной атмосферой. Внимание Ассоль цеплялось за каждую арку, мостик, за каждую мимопроходящую гондолу. Верно подметил Гоголь, сказав, что архитектура – тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания.

В одно мгновение на Ассоль обрушилась студенческая романтика, нежное и трепетное отношение к каждой секунде. И если изначально в ней боролись два желания – ехать или нет, то сейчас второй вариант казался абсурдно-смешным и непонятным.

Питер же находился в подвешенном состоянии, вызванным меланхолией. И её истинная причина была укрыта от него затуманенными мыслями, и он чувствовал, как они постепенно поглощала его сознание. Необъяснимая пелена восхищения городом, которая окутывает каждого приезжего, была неспособна окутать пустоту, вращающуюся около Питера. Он украдкой смотрел на Ассоль, ощущал её детскую радость и краешком своего сознания понимал, что спасение где-то рядом…

Квартира находилось на третьем этаже старинного дома, в котором несколько веков назад жили преуспевающие купцы.

Длинный коридор, ретро-мебель по всей квартире, не считая некоторых современных элементов, без которых в нынешнее время не обойтись. Двухкомнатная квартира имела каменные полы, но самой главной её особенностью был вид из окна гостиной – базилика Сан-Марко во всей своей византийской красе и его стометровая кампанила; главная городская площадь Венеции, впитавшая мощь истории; небезызвестный дворец дожей – главенствующее здание итальянской готики. Картину завершал безмятежный венецианский залив с плывущими по нём многочисленными судами,

Ассоль, полностью поглощённая заоконной красотой, чуть ли не испугалась, когда к ней сзади подошёл Питер и предложил шампанское. Глядя, как он медленно наполняет бокалы пузырчатой золотой жидкостью, девушка ощутила прилив всевозможных положительных эмоций, которые с каждой секундой усиливались, умножались и переплетались друг с другом, образуя сгусток кристально чистой энергии.

– Пит… – начала она. – Знаешь…

– Знаю, – перебил он её и протянул бокал, – давай за это и выпьем.

V

Следующий день для Питера и Ассоль оказался сплошной прогулкой по городу. Они посетили множество музеев и дворцов, свидетельствующих о духе величия Венеции. Ка-Реццонико, Ка-Пезаро, библиотека Марчиана, Ка-д’Оро… Каждое из строений не только шедевром мировой культуры, но и хранило в себе особенные и уникальные произведения искусства. Завершающая ознакомительная поездка на гондоле по Гранд-каналу (главной артерии города) была пропитана сладкой грустью: никто друг другу ничего не мог сказать, хотя и хотел. Путь был наполнен венецианскими лодками, словно плавунцами, скользящими по реке, вдоль которого простирались исключительные образцы архитектуры, захватывающие дыхания у любого проезжающего, даже если он проживал в этом городе на воде постоянно. Ассоль будто не хватало воздуха, так жадно она поглощала всё новоувиденное, детское восхищение царило в её глазах. Питер же по большей части наблюдал за девушкой, её эмоции передавались ему, он магическим образом смог увидеть в настоящий момент времени мир глазами Ассоль, прекрасный, очаровательный мир.

После насыщенного дня Питер пригласил Ассоль подкрепиться в маленьком, но уютном ресторанчике, находившимся на окраине города. Он часто захаживал сюда, когда приезжал отдыхать в Венецию, и его знал весь персонал, ведь чаевые, которые он им оставлял, иногда в несколько раз превышали стоимость заказа (Питер взял себе за правило оставлять чаевые любезным и приятным людям, даже если его заказ состоял из питьевой воды). Кроме того, особенностью этого заведения был небольшой внутренний сад, состоящий в основном из декоративных яблонь, карликовых хвойных пород и цветов, что по-большому счёту является редкостью для этого города. Сам ресторан был оформлен достаточно посредственно: восемь изношенных деревянных столиков на всё заведение (три из которых находились на улице), на стенах внутри заведения висели репродукции картин Клода Моне, Огюста Ренуара, Эдгара Дега, Поль Гогена, Федерико Дзандоменеги и других не менее известных импрессионистов, остальные же декоративные элементы у гостей не вызывали абсолютно никакого интереса. Но сама заурядность оформления создавала тоскливую и в то же время приятную атмосферу, которая притягивала немногочисленный, но преданный круг посетителей.

Они сели за стол, расположенный на улице под навесом, хотя погода оставляла желать лучшего: моросил дождь и местами задувал не столь холодный, сколько противный ветер. Спустя десять секунд к столику успел подойти лично хозяин заведения: элегантный мужчина в возрасте, с особой важностью каждый раз заявлябщий, что он – гондольер. Ассоль не сразу восприняла его всерьёз и во время уточнения заказа всегда хихикала, словно в неё вселилась десятилетняя девочка.

– А ты заметила, что ты сегодня полностью находишься во власти радости, впрочем, как и вчера, – глядя на её улыбку, сказал Питер, стоило только хозяину скрыться из виду.