Квадратный треугольник
Шрифт:
– Не тюрьма, а гестапо какое-то, – недовольно проворчал прокурор. – Он что, художник?
– По Ленинградскому делу проходит, – с готовностью стал рассказывать полковник, – а
– Кто его допрашивал? – перебил Гапонова прокурор.
В это время вошёл в комнату палач. Вид его подействовал на присутствующих угнетающе: мокрые спутанные волосы упали на выпуклые глаза, налившиеся кровью; мертвенную бледность вялых щёк оттеняла щетина недельной давности; блуждающий взгляд остановился на прокуроре. Тот занервничал, выронил авторучку, поискал её по столу среди бумаг и, не глядя в сторону палача, сказал:
– В общем-то, тут всё понятно, протокол готов, давайте в акте подписываться.
Первым расписался кат, за ним – медик, потом – начальник тюрьмы, и завершил процесс Колесников. Капитан из МВД аккуратно собрал бумаги и спрятал их в полевую командирскую сумку, висевшую сбоку, возле
– Родственников уведомлять будем?
– Там, – Гапонов кивнул на сумку, – сами разберётесь. Так и так им тело никто не выдаст.
Тем временем контролёры, притащившие зэка на расстрел, оперативно накрыли столешницу довоенной клеёнкой, чьи многочисленные трещины и изгибы напоминали географическую карту сильно пересечённой местности. На клеёнке тут же появились фарфоровые тарелки, гранёные рюмки кверху юбочкой, вилки, ножи и ложки. Вкусный запах тушёного мяса поплыл над людьми. Запотелые бутылки зелёного стекла с облитыми сургучом головками завершили композицию – водку «Московскую» предпочитали везде, от Кремля до тюрем.
– Ивану Петровичу в стакан, – подсказал капитану, взявшемуся разливать, Константин Борисович. – Полнее, полнее, пожалуйста.
Стула для Ягго не нашлось, поэтому кат выпил стоя и сразу же, не закусывая, самостоятельно наполнил стакан снова.
Конец ознакомительного фрагмента.