Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина

Стейнбек Джон Эрнст

— Да что тут такое?

Сторож рассмеялся.

— Здесь ребята постоянно бегают. — Просишь людей ездить потише, а они забывают. А кто наскочит на такую насыпь, тот ее не забудет.

— Вон оно что! Надеюсь, что обошлось без поломки. А как тут… места для нас хватит?

— На одну палатку хватит. Вас сколько?

Том начал подсчитывать по пальцам.

— Я, отец, мать, Эл, Роза, дядя Джон, Руфь и Уинфилд — это ребята.

— Ну что ж, устроим. Палатка у вас есть? На чем спать найдется?

— Есть брезент и матрацы.

Сторож

стал на подножку.

— Поезжай по этому ряду до конца, потом направо. Припишем вас к санитарному корпусу номер четыре.

— А что это такое?

— Там помещаются уборные, душевые и прачечная.

Мать спросила:

— У вас есть лоханки и водопровод?

— Конечно.

— Слава тебе, господи! — сказала мать.

Том вел грузовик в темноте вдоль длинного ряда палаток. В санитарном корпусе горел неяркий огонь.

— Вон туда держи, — сказал сторож. — Место хорошее. Отсюда только что выехали.

Том остановил машину.

— Здесь?

— Да. Теперь пусть они разгружаются, а ты пойдешь со мной, я вас запишу. И поскорее ложитесь спать. Завтра утром к вам придет лагерная комиссия и все объяснит.

Том потупился.

— Полисмены? — спросил он.

Сторож сказал со смехом:

— Полисменов здесь нет. У нас они свои собственные. Люди сами их выбирают. Пойдем.

Эл соскочил с грузовика и подошел к ним.

— Ну как, остаемся?

— Да, — ответил Том. — Ты с отцом снимай вещи, а я пойду в контору.

— Только потише, — сказал сторож. — Многие уже спят.

Том пошел вслед за сторожем по темному лагерю и поднялся по ступенькам в крохотную контору, где стоял письменный столик и стул. Сторож сел к столу и вынул бланк из ящика.

— Как зовут?

— Том Джоуд.

— Старик — твой отец?

— Да.

— Его как зовут?

— Тоже Том Джоуд.

Вопросы следовали один за другим. Откуда приехали, давно ли в этом штате, где работали. Сторож поднял голову и посмотрел на Тома.

— Это я не из любопытства. Такое уж у нас правило.

— Ничего, ничего, — сказал Том.

— Деньги есть?

— Немного.

— Может, совсем без денег?

— Нет, немного есть. А что?

— Да ведь плата доллар в неделю, но можно отрабатывать — вывоз мусора, уборка, ну там еще что-нибудь.

— Мы отработаем.

— Завтра комиссия с вами поговорит. Расскажут вам, как тут всем пользоваться, объяснят правила.

Том сказал:

— Слушай, а что это такое? Какая это комиссия?

Сторож откинулся на спинку стула.

— Она делает большую работу. У нас тут пять санитарных корпусов. Каждый посылает своего представителя в Главную комиссию. А она здесь всем заправляет. Ее слово — закон.

— А если они начнут тут командовать?

— Ну что ж, прогнать их можно так же быстро, как и выбрать. Да нет, они хорошо работают. Недавно у нас вот как было. Знаешь проповедников из секты святых прыгунов? От них отбоя нет, чуть где соберется

народ, так они сразу проповедовать и берут за это деньги. Захотелось им и сюда пролезть. Из стариков многие были не прочь их послушать. Дело за Главной комиссией — что она скажет. Созвали собрание и решили так: «Проповедовать в лагере разрешается всем. Брать за это деньги не разрешается никому». Старики наши приуныли, потому что с тех пор сюда ни один проповедник не сунулся.

Том засмеялся и спросил:

— Значит те, кто управляет лагерем, они здешние — тут и живут?

— Да. И хорошо работают, со всем справляются.

— А ты говорил про своих собственных полисменов…

— Главная комиссия наблюдает за порядком и устанавливает правила. Потом есть Женская комиссия. Она завтра зайдет к твоей матери. Женщины присматривают за детьми и следят, чтобы в санитарных корпусах было чисто. Если твоя мать не будет работать, ей поручат детей, у которых родители на работе, а когда она сама куда-нибудь устроится — найдутся другие. Они и шитьем занимаются, их здесь этому обучают. Занятия есть всякие.

— Значит, полисменов совсем нет?

— Нет, нет! Без ордера на арест полисмен сюда и сунуться не посмеет.

— Ну а если кто-нибудь набезобразничает или пьяный напьется, драку затеет, тогда что?

Сторож проткнул карандашом промокательную бумажку.

— После первого раза Главная комиссия его предупреждает. После второго дают строгое предупреждение. А после третьего — вон из лагеря.

— Господи боже! Просто собственным ушам не веришь. Сегодня вечером шерифские понятые и эти молодчики в форменных фуражках целый лагерь у реки сожгли.

— К нам они не ходят, — сказал сторож. — По вечерам наша молодежь иногда выставляет охрану вдоль забора, особенно если у нас танцы.

— Танцы? Господи помилуй!

— Танцы каждую субботу. Лучше наших вечеров во всей округе не бывает.

— Вот это я понимаю! Побольше бы таких лагерей. Почему их мало?

Сторож нахмурился.

— До этого тебе придется своим умом доходить. Иди пора спать.

— Спокойной ночи, — сказал Том. — Ма здесь понравится. С ней уж давно как с человеком не обращались.

— Спокойной ночи, — сказал сторож. — Ложись спать. У нас встают рано.

Том шел между двумя рядами палаток. Его глаза привыкли к темноте. Он замечал, что ряды идут прямо, что мусора около палаток не видно. Земля была подметена и полита водой. Из палаток доносился храп. Весь лагерь храпел и посапывал во сне. Том шагал медленно. Он подошел к санитарному корпусу номер четыре и с любопытством оглядел его: низенький, сколочен кое-как, стены неоштукатуренные. Под навесом — открытая с боков прачечная. Он увидел свой грузовик и, тихо ступая, пошел к нему. Брезент был уже поднят на жерди, вокруг стояла тишина. Подойдя ближе, он увидел, как из тени, падавшей от грузовика, отделилась чья-то фигура и шагнула ему навстречу.