Квартира 302
Шрифт:
Уолтер? Эрик нахмурился. Какой ещё Уолтер? Не знает он никакого Уолтера.
Отложив открытку, он непонимающе взглянул на торт, на шампанское. Свечи уже почти догорели, нужно их срочно задуть. А шампанское – не та ли это бутылка, которую он продавал сегодня тому человеку в синем плаще? Предчувствуя нехорошее, Эрик поднял бутылку и развернул задней стороной. И увидел то, чего ждал – розовый ярлык бара, в котором он работал.
– Разрази меня гром, – удивлённо сказал Эрик.
– Как скажешь, дружище, – отозвался сзади чей-то голос. – Как скажешь.
Он лихорадочно обернулся –
Но Эрик смотрит не на него – его взгляд направлен на чёрное дуло пистолета. Он ничего не понимает – как этот человек проник в дом, чего он от него хочет, и что вся эта сцена означает. Он так и умирает, ничего не поняв.
Человек в плаще нажимает на курок, не дожидаясь, как отреагирует Эрик на его внезапное появление. Пуля попадает в голову, проходит сквозь него и разносит череп, украшая белоснежный торт серо-красными вкраплениями. Бутылка соскальзывает с ладони бармена; натренированные руки делают едва заметное движение вслед за ней, пытаясь поймать на лету. Но так и не достают, и дорогое шампанское обильно разливается по полу из разбитого сосуда. Ещё секунду Эрик Уолш оторопело смотрит на своего убийцу единственным оставшимся глазом, потом валится назад, на сливочный торт, погашая именинные свечи.
5
Генри потерял всякую надежду. После пятнадцатого этажа он перестал считать – всё равно толку было мало. Слизняки покрыли стену плёнкой, воздух нагрелся до июльского жара, а конца лестнице не было видно. Один раз лестница привела их к новой двери, и они прошли через пустую комнату с серыми обоями и разделанными тушами животных на деревянных нарах. После этого спуск продолжился, как ни в чём не бывало. Вопли раздавались так близко, что казалось – протяни руку, и ты коснёшься тех, кто их издаёт.
Звон часов донёсся, когда они остановились передохнуть на тридцатом или сороковом лестничном пролёте. Часы звучали негромко и скромно, но хрустальный перекликающийся звук был слышен отчётливее, чем любой из размазанных криков. И доносился он снизу… совсем близко.
– Это? – нерешительно спросила Айлин.
– Часы, – ответил Генри. Он не перепутал бы это ни с чем. В айовском доме в спальне бабушки стояли большие деревянные часы с маятником, сделанные из орехового дерева. Каждый полдень они разражались размеренным звоном, но куда как мрачнее и глуше, чем этот. – Кажется, двумя-тремя этажами ниже…
Не обменявшись больше ни словом, оба поспешили вниз, пока часы не закончили отбивать время. Они не смогли бы внятно объяснить, почему им так важно найти эти часы – но одно они правило этого мира они выучили крепко: здесь нельзя было пренебрегать ничем, даже самой крохотной наводкой. Если ты видел на алтаре потайной церкви раскрытую книгу, её следовало прочесть. Если на останках пожара сидела сгоревшая кукла, то к ней нужно было подойти. А если после долгой, долгой прогулки по лестнице ненастоящего отеля ты услышал звон часового механизма, тут уж будь добр, отыщи источник.
Возможно, и не
Они попали в не очень просторное, почти кубическое помещение, на потолке которого висели зеленоватые лампы, источающие желчный свет. Генри живо припомнился госпиталь. Но мягкий запах конторской древесины вместо аромата формальдегида и стены с приделанными к ним пустыми массивными полками убеждали, что это не так. Как и большие настенные часы на противоположной стене, продолжающие качать маятником и зазывать прозрачным звоном.
Странно смотрелся этот механизм прошлых лет в пустующем помещении. Тем более странно, что был почему-то перевёрнут вверх тормашками, но исправно работал. Тяжёлый диск маятника двигался из стороны в сторону, замирая на точке равновесия, и именно в этот миг по округе разносилась мелодичная трель. Куранты отбивали который по счёту час.
Это же бабушкины часы, думал Генри с благоговейным трепетом, следя за коловращением маятника. Стекла и хрусталя тут больше, но модель та же…
Не смей трогать мои часы, Генри Таунсенд. Ты знаешь, они волшебные. Если ты прикоснёшься к ним… то есть страшная тёмная комната за часами, и ты ведь не хочешь, чтобы тебя утащил туда дух часов, не так ли?
И он верил.
– Смотри, – Айлин указала на хрустальные фигурки людей, которые яростно стучали молотом по хрустальной же наковальне. Человечки уютно расположились под циферблатом и не испытывали дискомфорта из-за перевёрнутого мира. – Красивые…
– Да, – согласился Генри. Словно ответ отрезал невидимую нить, часы тут же перестали бить. Ось маятника замерла, будто наткнулась на прочное препятствие. Крики людей возобновились с новой силой, напуская в комнату холода.
– Что случилось? – спросила Айлин. Кажется, она испугалась, да и Генри, признаться, пережил довольно неприятное мгновение.
– Не знаю, – сказал он. – Они остановились.
– Но почему? Мы же ничего не сделали…
Может, духу часов не понравилось, что мы тут стоим и глазеем на его сокровище, подумал Генри. Чушь, конечно – зато снова вспомнилось зловещее предостережение бабушки. О тёмной комнате, которая находилась за часами, и об обитающих там невообразимых созданиях.
Дух часов всегда голоден, Генри, вот что я тебе скажу. Когда часы бьют время – это его жадные крики, просящие новых жертв. Если ты попадёшь к нему… в ТУ САМУЮ комнату… никогда не подходи к часам, понятно? Ты меня понял, Генри Таунсенд?
Закусив губу, он сделал шаг и схватился ладонями за тяжёлую коробку часов. Зажмурился на короткий миг, боясь, что на щиколотках защелкнется рука духа часов, но ничего такого не случилось. Это придало ему уверенности. Под удивлённым взглядом спутницы Таунсенд сдвинул часы в сторону, открывая взору спрятанную дверь. Дверь была меньше, чем парадная, но они могли свободно сквозь неё пройти.
Тяжело дыша, Генри отпустил часы и посмотрел на дверь. Он ещё продолжал изучать её, когда к Айлин вернулся дар речи: