Квартирный вопрос

Риз Екатерина

Я вежливо кивнула. Потом облизала губы и спросила:

– Вашего друга зовут Глеб?

– Глеб, Глеб... Мне ещё вот эта картина нравится. Откуда у вас такой вид? Я был бы не прочь посмотреть...

– Это с моей крыши, - тихо проговорила я, а на Коростылёва взглянула задумчиво. Интересно, если я поинтересуюсь фамилией этого Глеба, буду выглядеть очень глупо?

– Жаль... Хотя, может, когда-нибудь вы пригласите меня к себе в гости.

– С

удовольствием. Но лучше летом. Сейчас крыша снегом завалена.

– Ловлю вас на слове.

Он развернул коляску и поехал обратно к своей охране.

– Я знаю, что вы купили... мои пионы?

– Купил. Подарю их Глебу. Правда, он в живописи не соображает, так что его жилище и кабинет облагораживаю я.

– А Глеб... любит пионы?

Коростылёв на меня странно взглянул. Мы уже приблизились к охранникам и Димке, который смотрел на меня с жадностью и нетерпением, а я ждала ответа от Виктора Сергеевича. Почему-то мне очень важен был его ответ. Хотя, это так глупо...

– Не помню, чтобы он хоть раз в жизни заговаривал со мной о цветах, но кто знает?.. Глеб, ты пионы любишь? Чтобы тебя не вводить в транс, поясню: пионы - это цветы такие.

– Красные люблю, - прозвучал за моей спиной знакомый голос, и я едва удержалась на ногах.

Мартынов был одет в дорогой костюм модного стального оттенка, на нём был белый галстук, а из нагрудного кармана выглядывал шёлковый платочек. Он выглядел респектабельно и разговаривал с моим дядей о политике. А мне улыбался. Вежливо и отстранённо. Как чужой.

Я едва терпела всё это. Видеть его не могла, если честно.

После выставки хотела незаметно улизнуть, но сделать это мне не дали, пришлось ехать вместе со всеми на банкет. В ресторане совсем тяжко стало. Все чему-то радовались, меня поздравляли, вели умные беседы, а мне с трудом удавалось сдерживать внутреннюю дрожь, но я заставляла себя улыбаться. Иногда мы с Глебом случайно сталкивались взглядами, и мне казалось, что внутри меня что-то медленно умирает. Никак не могла поверить в то, что он вернулся.

Не могла поверить, потому что это было не так. Он не вернулся. Он просто приехал, по каким-то своим делам, которые меня не касаются, вот о чём нужно думать. И не смотреть на него. Он же на меня не смотрит... Почти не смотрит.

– Что-то вы загрустили, Женя.

Я посмотрела на Коростылёва и вымученно улыбнулась.

– Устала, наверное... Столько волнений. Надо же, вот и прошла моя первая выставка.

– Да что вы, так говорить не надо. Всё только начинается.

–

Хотите сказать, что мне нужно привыкать волноваться?

– Не думаю, что вы всегда будете так волноваться. Человек ко всему приспосабливается. Да и выставки, разве это так важно? Намного важнее вдохновение. Вот без него действительно не прожить. Один раз попробуешь и никогда не забудешь это ощущение. Я прав?

– Наверное. А вы сами пишите?

– Пробовал, но ничего достойного не выходит. А я из тех людей, кто делает либо хорошо, либо никак. Предпочёл остаться ценителем.
– Он рассмеялся.
– Других судить легче.

Подошёл Димка, приобнял меня за талию, а Виктору Сергеевичу улыбнулся.

– Всё в порядке?

– А что у нас может быть не в порядке?
– удивилась я.
– Разговариваем.

– Очень хорошо.
– Калинин присмотрелся ко мне внимательнее, потом шепнул на ухо: - Ты хорошо себя чувствуешь?

– А что?

– У тебя щёки горят.

Я схватилась за щёки, от прикосновения холодных пальцев на мгновение стало очень приятно.

– Душно, - сказала я, лишь бы от Димкиных расспросов отвязаться.

– Переволновалась, говорит, - подсказал Коростылёв.

– Она любительница попереживать, - улыбнулся Димка.
– Правда, милая?

Я одарила его нетерпимым взглядом, но сказать ничего не успела. К нам подошёл Мартынов и с интересом на Калинина уставился. Я занервничала сильнее. А Димка, как назло, сел на своего любимого конька - изо всех сил налаживал деловые контакты.

– Надеюсь, не скучаете?
– обратился он к Глебу.

Тот вроде бы удивился, взглянул на друга, потом усмехнулся.

– Я выгляжу таким неотесанным?

Коростылёв громко рассмеялся.

– Я тебе это всегда говорил! Но на самом деле это обманчивое впечатление, просто ты всегда с таким скучающим видом расхаживаешь.

– А, так вот в чём дело, - хмыкнул Мартынов.
– Интересно.
– А потом вдруг обратился ко мне: - На самом деле душно?

– Да.

– Может, стоит выйти на улицу ненадолго?

Я набралась смелости и взглянула ему прямо в глаза.

– Я выйду... Если честно, я собралась уходить.

– Уже?
– Глеб окинул зал быстрым взглядом.
– Кажется, люди только во вкус начали входить.

– Вот и замечательно. Значит, я им больше не нужна.

– Глеб, отпусти ты девушку, - вступился за меня Виктор Сергеевич.
– Это ты толстокожий, а она создание нежное, вон щёки как разрумянились.