Квазимодо на шпильках

Донцова Дарья

Лида и впрямь съездила в Харьков, оставила внуков бабушке и мухой полетела домой. Когда она, осторожно открыв дверь, вошла в квартиру, то поняла, что муженек оттянулся по полной программе. Голый Витька разметался на супружеском ложе. Стол был уставлен пустыми бутылками и консервными банками. Судя по количеству тары, тут гулял почти весь полк.

Лида усмехнулась, именно на это она и рассчитывала. Здесь надо упомянуть,

что в квартиру она пришла не одна. С собой она привела жуткую бабу-алкоголичку, подобранную на вокзале у винного магазина. Сколько лет было красавице,

неизвестно: может, пятьдесят, а может, двадцать, но выглядела она страшней атомной войны – худая, грязная, вонючая, с испитым, опухшим лицом, огромными фингалами и двумя зубами, одиноко торчавшими во рту. Звали красу ненаглядную Машкой.

Лида велела бабе раздеться и лечь возле храпящего в беспамятстве мужа, а сама ушла. Машке за спектакль была заплачена невероятная сумма – пятьдесят рублей. Это при том, что бутылка водки в те времена стоила три рубля шестьдесят две копейки. Да и делать Машке ничего особенного не пришлось. Просто, когда Витька проснулся, отвратительное голое существо, лежащее рядом, нежно обняло его за шею, прижалось к теряющему от ужаса сознание мужику и, блестя двумя зубами, прокашляло:

– Милый, мне так понравилось! Давай еще раз!

Когда через две недели Лида вернулась от матери, абсолютно трезвый Витька встретил ее в чисто убранной квартире, он даже приготовил обед. Выпивкой в доме и не пахло. Супружеская кровать преобразилась: на ней лежал новый матрас, новые одеяла, подушки и белье, принесенное со склада части.

– С чего бы ты вдруг постель обновил? – спросила Лидочка.

Ей было интересно, что муженек скажет. Витька проявил чудеса изворотливости. Он вытащил крохотного котенка и заявил:

– Вот, давно хотел кота завести. Взял у Семиных, у них кошка разродилась, так этот пакостник всю постель уделал, пришлось выбросить. Я уже его поучил, теперь в лоток ходит!

Лида оценила находчивость мужа. Кота, названного в честь великого военачальника Багратионом, полюбила от души. Витька же больше никогда не брал в рот ни капли.

Нина Ивановна помолчала пару секунд, а потом резюмировала:

– Вот какие мы, жены военных, из любой ситуации найдем выход. Хорошо, Евлампия Андреевна, я не стану больше ходить вокруг да около, не привыкла ко всяким экивокам. Вы уже с собаками пьете, на троих! Негоже это! Короче говоря, у вас товар, у меня купец.

– Хотите сказать, что пришли меня сватать? – испугалась я.

– Именно, – кивнула она, – за хорошего человека.

– Но…

– Умный, непьющий.

– Однако…

– Обеспеченный.

– Но…

– За бабами не бегает.

– Понимаете…

– Очень порядочный и красавец!

Поняв, что Нина Ивановна не воспринимает мои возражения, я замолчала, а она продолжала заливаться соловьем:

– Интеллигентный, без родителей, никогда не был женат, веселый, щедрый… Одним словом, замечательная партия. Жду вас завтра в восемь вечера к себе на ужин, там и познакомитесь.

Пришлось согласиться, потому что иного способа избавиться от свахи не было.

Закрыв за ней дверь, я покачала головой. Умный, непьющий, обеспеченный, за бабами не бегает, порядочный, красавец, интеллигентный,

веселый, без родителей, щедрый… Интересно, какой такой изъян у парня, если он, обладая столькими превосходными качествами, ни разу не был женат?

ГЛАВА 26

Утром и Ада, и Муля явно чувствовали себя плохо. Сережка, увидев, как Мульена отворачивает морду от рисовой каши, засмеялся и спросил:

– Может, им пивка налить?

– Еще чего, – обозлилась Юлечка, – ты, Лампа, в следующий раз не оставляй на столе конфеты. Ввела собачек в искушение, смотри, как страдают несчастные.

В первую секунду мне захотелось воскликнуть: «Вечно бедная Лампа во всем виновата!» – но, поразмыслив, промолчала.

С Юлечкой нечего спорить, бесполезное это дело.

– Действительно, – Сережка тоже не упустил момента уколоть меня, – перед уходом убирай со стола съестное.

– Вчера ты уходил последним, – напомнила я.

– Не может быть! – взвился Сережа. – Это ты у нас безголовая.

– И крокодилы в ванне плавают, – некстати вспомнила Юлечка, – помыться нельзя.

– Мои кофточки неглажены, – влезла Лиза.

– Пуговицу уже месяц прошу к брюкам пришить, – встрял Кирюшка.

Горькая обида накрыла меня с головой. Вот они какие!

Сережка, Юлечка, Кирюшка и Лиза толпой вывалились в прихожую, бросив на столе грязную посуду и остатки еды. Никому из них не пришло в голову убрать масло с сыром в холодильник и составить чашки в мойку. Кстати, Лиза вполне способна погладить сама свою одежду, а Кирюшке не помешает научиться обращаться с иголкой.

– Лампа, где мои перчатки? – донеслось из прихожей.

– Вот черт, сигареты забыл! Лампудель, принеси!

– Куда задевалась сумка? Лампуша, приволоки мой ридикюль.

– Ламповецкий! Притарань скорей кошелек, в спальне лежит!

– Ну где она?

– Эй, Лампуша, заснула?

– Мы опаздываем!

Я молча села у подоконника и уставилась в окно. Да, следует признать, противная Нина Ивановна права, со мной в доме абсолютно не считаются, держат за прислугу. Между прочим, я тоже работаю. Да, согласна, наше агентство не слишком-то доходно, но сейчас я выполняю заказ, за который мне уже заплатили, причем хорошую сумму. Пока я не имею морального права распоряжаться гонораром, потому что бедный Веня еще томится за решеткой, но поимка настоящего убийцы – вопрос нескольких дней. Я знаю его имя, дело за малым – отыскать его самого. И вот тогда я положу перед всеми на стол конверт с долларами, пусть знают: и Лампа кое на что способна…

На кухню прямо в уличных ботинках влетел Сережка.

– Лампудель! Ну какого черта торчишь тут, словно кактус в горшке? Где мои сигареты! Опаздываю же!

Я молча смотрела в окно. Чьи сигареты, тот пусть их и ищет!

– Ты чего, Лампецкий? – изумился Серега, расшвыривая в разные стороны газеты, лежащие на подоконнике. – Онемела? Чего молчишь?

Я встала и ушла к себе. Сегодня вечером, ровно в восемь, обязательно пойду к Нине Ивановне и посмотрю, что за замечательный жених приготовлен для меня.