Квазинд. Том второй. Последний на равнинах
Шрифт:
– Папа, папа! Что с вами? Да опустите свои пушки, олухи! Вы еще поплачете, что устроили эту бучу!
Она обнимала, тормошила старика, но тщетно: он был почти бесчувствен. Дженни скрипнула зубами. Судя по пылающему лицу, девушка была не напугана и не растеряна – она была в гневе.
– Капли, сердечные капли… В аптеку… Быстрей… —прохрипел Паркер.
Дженни, царапаясь и расталкивая локтями пьяную толпу, споткнувшись о юбку, в смятении выбежала из салуна.
Кэнби с выражением праведного гнева на лице направился к хозяину:
– Хорошенькое дельце, хоть лопни! Им бы только петь “Эри-канал” 63 да наживаться на виски! Вы
Кто-то высокопарно крикнул:
– Эй, мы требуем! Именем священного Союза!64 Немедленно выдайте его нам, Адамс!
Теперь толпа напоминала волчью стаю. На всех лицах лежал отпечаток пьяного остервенения и кровожадной страсти. Кэнби с воодушевлением подливал масла в огонь, не боясь слевшить,– закон фронтира был на его стороне.
– Свободные граждане Рок-Тауна! – он окинул собравшихся горящим взглядом.– Что говорить с ним! – торговец плюнул в сторону бармена.– По глазам видно: этим Паркерам нечего сказать. Гарри, возьмите людей и перепотрошите дом. Суйте нос везде: и на чердак, и в погреб!
Несколько человек со спенсерами65 наперевес ретиво кинулись исполнять волю торговца.
Адамс, собравшись с духом, бросился к нему, протестующе выкрикивая:
– Вы не смеете! Слышите, вы не смеете здесь распоряжаться! Это произвол! Салун – собственность мистера Рэлли! Я буду жаловаться на вас! Вы ответите!..
Кэнби пренебрежительно хохотнул, пьяно качнулся вперед и, словно играючи, хряснул старика под ребра. Тот издал какой-то нестерпимо жалобный звук и, задыхаясь, согнулся пополам. Мерзавец азартно хмыкнул, взметнул от бедра левый кулак и саданул в подбородок, с удовлетворением ощутив, как удар отдался в запястье и плече. Старик замертво шлепнулся на опилки, как кусок теста. Седые бакенбарды порозовели от крови. Кто-то плеснул ему в лицо водой из фляги. Он открыл глаза и, тяжело кряхтя, попробовал встать на ноги. Удалось ему это лишь наполовину. Стоя на четвереньках, он поднял голову. В лицо ему смотрел черный провал револьвера. Торгаш, криво усмехнувшись, шагнул вперед, приставил дуло к покрытому испариной морщинистому лбу и рявкнул:
– Хватит валять дурака, Адамс. Где он?!
Глава 14
Высоко в небесах ветер гнал облака, но над самой поверхностью бурой земли воздух стоял неподвижно-горячий, напоенный ароматом душистых трав прерии. На небе, подобном гигантскому сине-черному океану, колыхаясь и переливаясь, растекалась алая пена заката.
Небольшое стадо бизонов, мерно пережевывая жвачку, подремывало в сумерках бескрайней равнины. Внезапно могучий вожак насторожился, вскинул над травой рогатую тяжелую голову. Мгновение – и всё стадо, сотрясая землю, скрылось в лабиринтах необозримых холмов.
Спустя некоторое время послышался топот лошадиных копыт. Из-за гребня холма, возникнув внезапно, как это обычно бывает в прериях, выметнулся всадник. Лошадь под ним, закусив удила и роняя мыло, мчалась галопом.
Немного погодя на гребень взлетел его преследователь. В ярком свете луны отчетливо вырисовывался черный, как смоль, силуэт.
Осадив разгоряченного коня, шериф вскинул винчестер. Глубоко вздохнув, он свободно, не торопясь выдохнул – и на выдохе мягко спустил курок. Гулкое эхо выстрела десятикратно разметалось по скалам и ущельям. Лошадь Опоссума дико заржала: пуля раскаленным штыком пропорола шкуру на ее
Роджер некоторое время колебался: продолжать ли погоню? Затем с досадой сунул винчестер в кожаный чехол, вытер вспотевшие пальцы о седельную скатку 66, раскурил сигару и повернул назад.
Оглянувшись несколько раз и убедившись, что погони нет, Опоссум попридержал загнанную лошадь.
Теперь он ехал шагом, с тревогой озираясь по сторонам. Последние лучи солнца скрылись за горизонтом. На долину опустилась ночь. Сверху на По равнодушно взирал холодный лик луны, от которого веяло могилой. Бродяга вздрогнул, передернул плечами. Он хорошо знал, что заехал в Долину Мертвых, снискавшую недобрую славу среди жителей пограничья. Где-то там, на Юге, должна была тянуться насыпь “Юнион пасифик” 67, но это было так далеко… А здесь даже не было следов “Пони-Экспресс” 3 68, только редкие борозды от травуа 69, да зловещие цепочки волчьих следов. “Уж лучше бы я оказался в Браунс-Хоул70,—мелькнула мысль,– чем в этой чертовой пустыне”.
Под копытом лошади что-то слабо хрустнуло. Беглец чертыхнулся украдкой и суеверно перекрестился. Он откровенно дрейфил. Здесь, в мрачных холмах, он чувствовал себя ничтожным и бессильным. Вжавшись в седло, он ощущал мелкую дрожь своих пальцев и, с тоской всматриваясь в темноту, мечтал о ярком свете очага. Напряжение и тревога действовали изнуряюще на его душу и плоть; он знал, что смерть может схватить его за горло прежде, чем он сумеет пустить в ход оружие.
Ночной ветер сек лицо колючим песком, но По не замечал этого. Вдруг впереди раздался протяжный, заунывный вой волка. Он перекатывался из дола в дол, наливаясь холодной, хищной яростью, и, как тупой бурав, сверлил уши. Опоссум слушал, словно оледенев. А вою, не успел он прерваться, ответило дальнее утробное уханье, такое же цепенящее, злобное, жуткое. Потом наступила мертвая тишина.
Лошадь под всадником испуганно захрапела и встала как вкопанная. По брякнул револьвером и насторожился.
Откуда-то сбоку, из зарослей ирги, послышался подозрительный шорох, но, как ни всматривался бродяга в темноту, ничего не смог разглядеть. Гробовая тишина не нарушалась больше ничем, кроме отдаленного писка летучей мыши.
Опоссум тихо тронул коня. Миновав холмы, он увидел угрюмые контуры Столовой горы, которая огромным черным гробом вырисовывалась на звездном фоне неба. В струящемся свете луны безжизненная долина слабо мерцала —мертвенно, жутко. Как-то вдруг тьма стала плотнее. На западе стремительно росла свинцовая стена грозовых туч. Диск луны скрылся. Местность освещалась теперь лишь слабыми вспышками далеких зарниц.
Сквозануло холодом. Бандит сильнее нахлобучил широкополую шляпу, задрал воротник и в поисках дороги подъехал к подножию горы. Неожиданно он узрел темный силуэт дилижанса, одиноко стоящего посреди окружающего безмолвия. Что-то необъяснимо зловещее угадывалось в нем. В таинственной поступи приближающейся грозы внезапно наступила пауза. Стихли порывы ветра, грома не было слышно. Смерть притаилась в расщелинах, не подавая голоса.
Нервы По напряглись до предела, но зуд любопытства и жажда легкой наживы взяли верх. Когда его лошадь поравнялась с брошенным экипажем, он, держа наготове кольт, свободной рукой потянулся к лакированной дверце.