Квентин Тарантино: Интервью
Шрифт:
ЭБ: Вы повторяете одно и то же слово или выражение в диалоге, чтобы усилить его воздействие?
КТ: Очень часто. Мне нравится так поступать. Мне кажется, в моих диалогах есть музыка или поэзия, а повторение каких-то слов придает ритмичность. Это происходит как бы само собой, когда я ищу ритм сцены.
ЭБ: Вас критиковали за употребление слова «ниггер» в «Джеки Браун», а вы ответили, что ни одно слово не должно иметь какой-то особой власти в нашей культуре. Вряд ли я на это клюну. Вы, случайно, вставляете его не для того, чтобы наэлектризовать, раззадорить
КТ: Ни одно слово не должно находиться в словесной тюрьме. Это все язык. И если бы я поступал так, как вы говорите, я бы лгал. Я употреблял бы слово ради эффекта. Мы все время так делаем. Говорим что-то, чтобы рассмешить собеседника, чтобы произвести впечатление. Я же стараюсь всякий раз найти такое слово, которое употребил бы данный персонаж. Вы привели в пример слово «ниггер». В «Криминальном чтиве» его произносят разные действующие лица, вкладывая в него каждый раз другой смысл. Все дело в контексте, в котором слово употребляется. Нас не оскорбляет, когда это слово звучит из уст Ричарда Прайора или Эдди Мерфи, потому что они чернокожие. Известен контекст, в котором слово произносится. Сэмюэл Л. Джексон в роли Джулса в «Криминальном чтиве» говорит «ниггер» не так, как Эрик Штольц в роли Лэнса или Винг Рэймс в роли Марселласа.
Если вы пытаетесь передать черный диалект, нужно использовать определенные слова, чтобы придать речи музыкальность, и одно из этих слов — «ниггер». Сэм Джексон часто говорит «ниггер». И Орделл так разговаривает. А я белый, который не боится этого слова. Я не ощущаю на себе вины белого человека и не считаю, что к расовым вопросам можно прикасаться лишь в белых перчатках. Я выше этого. Меня никогда не заботило, что кто-либо может обо мне подумать, потому что я считаю, что правду всегда видно.
ЭБ: Вы долго обдумываете, как противопоставить в фильме юмор и насилие?
КТ: Не дольше, чем я обдумываю что-либо другое. Это будто такое блюдо, состоящее из двух ингредиентов: вкусно, лишь когда ешь их вместе. Я не лезу из кожи вон, чтобы этого достичь, это выходит само собой.
ЭБ: Последняя сцена между Мелани и Луисом почти дословно взята из книги. Но она как будто вами написана.
КТ: Да, у меня тоже такое ощущение. Когда я разговаривал с Элмором Леонардом, к примеру, о сцене, в которой Орделл убивает Луиса, то обнаружил, что он пишет так же, как и я. Он до последнего момента не знал, кто кого убьет. Он знал только, что один из героев будет убит, но до самого конца не знал, кто это будет и как это произойдет.
ЭБ: В отличие от вас у Леонарда было больше времени на развитие характера Луиса. В книге его жестокость в последней сцене представляется логическим развитием свойств его характера, у вас же она воспринимается как шок.
КТ: Да, как, в общем-то, и в жизни. Внезапно. В реальной жизни насилие редко зреет постепенно, как в кино. Характер просто взрывается. По-моему, это придает фильму реалистичность, особенно в сцене, о которой мы говорим.
ЭБ: Но разве не важно, чтобы действие было подготовлено, чтобы зритель понимал, почему происходит то или иное событие?
КТ: Оно и подготовлено. Просто Луис не целиком выплеснут на экран. Помню, когда я с Де Ниро разговаривал об этой роли, я говорил:
ЭБ: Вы высказывали опасения, что ваш собственный голос может когда-то устареть. Не потому ли вы решились на экранизацию?
КТ: Нет, не потому, но попутно и такая цель достигается. Так легче не потерять свой талант. Я не хочу, чтобы меня воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Я не хочу, чтобы попусту растрачивалось то, что я могу предложить. Когда вы смотрите что-то, сделанное Дэвидом Маметом, вы точно знаете, что слушаете диалоги Мамета. Мне хочется этого избежать. Я хочу, чтобы зрители смотрели мой новыйфильм, а не мой следующийфильм. Я хочу, чтобы у каждого фильма была совершенно самостоятельная жизнь, но в то же время чтобы все они вместе складывались в единое целое.
ЭБ: Вы несколько раз повторяли, что не хотели бы получить известность как «парень с пушкой». Но и «Джеки Браун», и ваши следующие проекты все представляют собой криминальные фильмы.
КТ: Следующий фильм, который я поставлю как режиссер, будет, думаю, вестерном.
ЭБ: Вестерн в духе «Хорошего, плохого, злого» или «Непрощенного»?
КТ: Да нет, другой. Тюремный вестерн. Действие будет происходить в тюрьме Юма. Так что вестерн в духе «Мотылька»…
Подсевший на кино Марк Олсен / 2003
В конце длинного проезда, ведущего к уединенному дому Квентина Тарантино на Голливудских Холмах, гостей встречает ярко-желтый «Pussy Wagon» [24] , которым пользовалась Ума Турман в первой серии, или, как предпочитает говорить автор, первом томе, его нового фильма «Убить Билла». Приверженность Тарантино к памятным сувенирам, мелочам и мифологии, связанным с его картинами, стала легендарной и полностью соответствует пылкому нетерпению, с каким поклонники ожидают каждую ленту режиссера.
24
Шмаровоз ( англ.).
Его предыдущий фильм «Джеки Браун» вызвал в некоторых кругах недоумение намеренно смиренной обрисовкой характеров персонажей, а также тем степенным достоинством, с которым режиссер провел свою партию сквозь материал, почерпнутый из романа Элмора Леонарда. Если медлительность повествования в «Джеки Браун» требовала определенного привыкания, в связи с чем кое-кому пришлось смотреть картину не единожды, то «Убить Билла» — это концентрированный заряд энергии, взрыв красок, музыки и действия. Сумасшедшая амальгама фильмов о мщении и фильмов в духе жанра кунфу школы братьев Шу, эта картина настолько же чрезмерна, насколько «Джеки Браун» была «недоговоренной».