Квест в стране грёз

Крылов Федор

Тьма, казалось, стала менее плотной, менее осязаемой.

Я понял, что выныриваю на поверхность. Жизнь все еще продолжалась, а в жизни, как известно, есть место и время для самых разных вещей. В том числе и самых ужасных — вот как сейчас.

— Это была не самая счастливая мысль, моя дорогая. Явиться сюда всего лишь со своим дурацким мечом и с этим глупым мальчишкой. Неужели ты думала, что я дам тебе уйти?

Кто это говорит?

Я открыл глаза — совсем чуть-чуть, чтобы, не дай бог, никто

из окружающих не заметил, что я пришел в сознание.

Похоже, я лежал на левом боку. Монокуляр слетел при падении, и обоими глазами я видел одинаково.

Я увидел Лизу. Она все еще была жива, хоть это и представлялось невероятным. Тем не менее, получив, наверное, не меньше десятка пуль, она слабо шевелилась и даже пыталась приподняться.

Пыталась добраться до ребенка.

Я услышал слабый, тонкий и странно отрешенный детский голос:

— Мама!

На Лизу он подействовал, как инъекция живительного лекарства. Она приподнялась на локтях и попыталась придвинуться ближе к сыну.

Это ей не удалось.

Внезапно я осознал, что огромная лужа темной жидкости, в которой скользили ее ладони — это кровь. Ее кровь.

Невольно я скосил глаза на бетон подо мной. Там тоже была кровь, но совсем мало.

Я вдруг сообразил, что, в отличие от Лизы, я вовсе не умираю. Похоже, у меня был шок, но он быстро проходил. Да что там, практически уже прошел.

Небольшой порез, легкая слабость — это все пустяки. Я жив, и это самое главное. Я жив и значит, продолжаю оставаться бойцом.

Меч рассек мою многослойную пуленепробиваемую одежду, но не до конца. Кое-какие вставки, специально рассчитанные на экстремальное воздействие, все-таки устояли.

Я чувствовал жжение в местах порезов. Это хорошо. Было бы гораздо хуже, если бы я ощущал холод и онемение. Жжение говорило о том, что мое ранение не очень серьезно.

Я способен действовать, значит, я буду действовать.

Надо только выбрать момент.

— Ты думаешь, ты сильнее меня? Ты всегда считала меня слабаком! А сейчас? Посмотри, кто сейчас на коне, а кто лежит, истекая кровью. Ты чувствуешь, дорогая, как из тебя вытекает жизнь?

Чуть-чуть, совсем немного, я повернул голову. И увидел того, кто говорил.

Невысокий, худощавый, затянутый с ног до головы в серый комбинезон. Лицо и голову закрывает маска-шапочка с прорезями для глаз.

За ним неровной шеренгой выстроились такие же, как он, серые ниндзя в одинаковой униформе. Только по габаритам все его заметно превосходят.

Мне припомнился фрагмент из допроса. Научный руководитель эсэсовского проекта и его личный бойцовский клуб.

Крайний фланг шеренги находился совсем рядом со мной — трое серых амбалов, хреновых бэтменов в своей странно обтекаемой, будто приспособленной для полетов, форме.

И здесь же, совсем рядом — мальчик, распростертый на полу. Должно быть, у него совсем не было сил, не то, чтобы убежать, а просто пошевелиться. Тот, кто положил его здесь, знал

это.

— Ты думала, сучка, сумеешь убежать от меня? От меня — от твоей смерти?! Сможешь обскакать меня напоследок?!

Парень распинался перед своей женой, им же самим обреченной на смерть. Распинался, будто хотел напоследок что-то доказать. Наверное, чувство неполноценности засело в нем слишком глубоко и сейчас вырывалось наружу в мелодраматических конвульсиях то ли обвинительной, то ли оправдательной речи.

Но Лиза его не слушала. Она словно находилась в другом мире. На ее лице расцветала улыбка, а взгляд был устремлен на мальчика. Ее губы зашевелились. Я не столько услышал, сколько угадал то, что она произнесла — бесконечно нежное для нее имя:

— Дени…

Мгновением раньше казалось, что в мальчике совсем нет сил, но вот он пошевелился, приподнял голову.

И снова этот бесконечно далекий, отрешенный голос, полный детской радости и недетской печали:

— Мама!

Голос его отца казался просто вороньим карканьем.

— А теперь, сука, ты умрешь! Ты попалась на мою приманку. Твоя песенка спета. Я высосу из тебя всю кровь! Всю до последней капли! В тебе содержится лекарство. Его хватит на всех нас. Куда ты смотришь, сука?! Смотри на меня! Гляди, каким я стал. Ты должна была стать такой же, но решила меня обскакать! Сука!!! Ты ответишь за все!

Он сорвал с головы, с лица свою маску ниндзя.

Под ней был покрытый пузырящейся слизью череп со свисающей лохмотьями плотью.

— Смотри сука!

Но Лиза его не видела. Она не отрывала глаз от мальчика. Его лицо, хоть и выглядело обезображенным многочисленными наростами, все же сохраняло нормальные человеческие, детские черты. Глаза смотрели на мать, не отрываясь — прямо, осмысленно. И в них — я чувствовал это всем своим существом — светилась любовь.

— Куда ты смотришь?! А-а-а! На своего дауна! — Он резко обернулся налево, ткнул пальцем. — Вы трое, убейте его! Заколите! Вспорите ему живот! Разрубите на части! Ну, живо!!!

Тройка серых амбалов беспрекословно шагнула вперед.

У каждого были автоматы, но они забросили их за спины одинаковыми отработанными жестами.

Потом одинаково вскинули руки, словно в жесте нацистского приветствия.

В руках у них сверкнули острой сталью одинаковые клинки.

Они не просто повиновались, в их глазах сверкало наслаждение от предстоящего убийства.

Маньяки, вообразившие себя белокурыми бестиями. Хозяевами жизни и смерти.

Хренов бойцовский клуб.

Но Смерть — это только моя хозяйка! Только я наделен священным правом подносить ей дары.

Они шагнули ближе. Приблизились к мальчику, окружили его с трех сторон.

Я вдруг увидел меч Лизы. Он лежал совсем рядом с моей правой рукой.

Взгляды всех, кто здесь присутствовал, сосредоточились на серой троице. Никто не заметил, как моя рука скользнула вперед и обхватила рукоять меча.