Квест в стране грёз
Шрифт:
Приглушенный шелест. Над фигурами людей у длинного стеллажа, заставленного компьютерным оборудованием, пронесся, обдав их лица воздушной волной, короткий смертоносный смерч.
Оба инстинктивно втянули головы в плечи. Потом все же автоматчик попытался вновь воспользоваться своим оружием, но было поздно: Стас оказался уже совсем рядом и уже наносил удар.
Круговой удар голенью с разворота, поразив спину и левый бок боевика, швырнул его на пол. Там он и остался лежать, бесчувственный и недвижимый.
Приветливо улыбаясь, Стас шагнул к генеральному
Тот, мелко дрожа и не в силах сойти с места, пытался непослушной трясущейся рукой вытащить из кармана пистолет.
— Не стоит беспокоиться, Владислав Константинович! — ласково пропел Стас. — Больше вы никого не убьете. Ни лично, ни через своих подручных.
Игла шприца остро блеснула в безжизненном люминесцентном свете, прежде чем погрузиться в мокрую от пота шею бывшего босса.
По напряженной физиономии гендиректора прошла волна облегчения: «сыворотка правды» действовала практически мгновенно, вызывая у подвергнутого ее воздействию полное расслабление психики и легкую эйфорию.
— А теперь побеседуем, — деловито сообщил Стас своему умиротворенному, почти счастливому пленнику.
— Побеседуем! — с радостным энтузиазмом откликнулся тот.
Глава 46. Дары Смерти
Как оказалось, никакой стены между пристройкой и основным корпусом, заставленным полуразобранным оборудованием, попросту не существовало. Не только стены, но даже простенькой облегченной перегородки — просто крайние помещения пристройки без всякого перехода переходили в огромный заводской цех.
Это облегчало нашу задачу. Шагнув вперед, мы быстро пересекли неширокое свободное пространство и тут же оказались в лабиринте разномастных станков.
Некоторые из них были смонтированы на чем-то вроде фундамента, возвышающегося над уровнем пола сантиметров на тридцать-сорок, но основная их часть просто стояла на полу, причем без всякой ориентации относительно стен или других станков.
Похоже, это было что-то вроде склада. Сюда убрали оборудование из других цехов, освобождая пространство для производственных процессов совсем другого рода. На большей части станков отсутствовали съемные части. Кое-где и из монолитных станин были вырезаны — видимо, автогеном — целые куски.
Лиза уверенно шла вперед, хотя у меня лично уверенности поубавилось. Не исключено, что она ошиблась, и мы попали не туда.
Где-то там, на другом конце обширной заводской территории, Стас начал допрос того, кто был организатором этого предприятия, вначале вполне легального, даже респектабельного, — как же, научно-исследовательские разработки в сфере создания новых лекарственных препаратов! — но затем, в один не очень прекрасный момент, когда у новоявленных бизнесменов появилась вдруг возможность разом сорвать колоссальный, головокружительный куш, обернувшегося тем, что на языке международного права именуются преступлением против человечества.
Допрос транслировался
«Почему вы решили начать испытание на людях?»
«У нас хорошо пошли опыты на животных, сначала крысах, потом собаках. Наш научный руководитель сказал, что следующий шаг — испытания на добровольцах. Это повысит стоимость синтезированных нами веществ в сотни, если не в тысячи раз».
«И у вас что, были добровольцы?»
«Д-д-да. То есть, нет. Он добровольно представил для опытов своего сына».
Во мне взметнулась волна гнева. Я придавил ее усилием воли.
Не отвлекайся. Думай о деле. Выполняй поставленную задачу.
А какова она, моя задача? Ту, что поставил передо мной Капитан, я выполнил. Что же теперь для меня является главным? Не для отчета перед генералом или кураторами из аналитического отдела, а для меня лично?
Для человека, стоящего лицом к собственной смерти.
Ответ на этот вопрос был во мне, наверное, уже давно, потому что возник в моем сознании тут же — абсолютно естественный и непреложный, как истина в последней инстанции.
Я не могу допустить, чтобы эта женщина умерла. Это было бы таким надругательством над справедливостью, над глубинными, коренными законами человеческого существования, что я чувствовал: если это допустить, то мир непоправимо и катастрофически изменится.
Возможно даже, весна, с таким трудом пробивающая себе дорогу сквозь последние атаки уходящей зимы, никогда не наступит.
Не отвлекайся. Сосредоточься на главном.
Петляя в лабиринте станков, Лиза постепенно забирала влево.
Почему-то становилось светлее. Температура, кажется, тоже повышалась.
Вскоре в зрительном поле прибора ночного видения на дальней стене заводского цеха, к которой мы медленно приближались, появилась яркая желтая полоса.
По ее толщине я определил, что это не труба, а, скорее, длинный вентиляционный короб. По нему, похоже, от генератора подавался горячий воздух.
Над воздухопроводом горел длинный ряд редко расположенных люминесцентных ламп.
Еще минута ходьбы — мы шли пригнувшись, осторожно, но достаточно быстро, — и в их прерывистом мертвенном свечении прорисовалась верхняя часть металлической решетки. Точнее, сплошного решетчатого барьера, протянувшегося вдоль всей стены.
Я понял, что Лиза не ошиблась. Я узнал это место по ее описанию.
Оно выглядело совершенно безлюдным. Я не улавливал вокруг ни малейшего движения.
Гул генератора затихал по мере нашего продвижения вперед. Постепенно он становился равномерным отдаленным фоном, а вокруг нас сгущалась тягучая плотная тишина.
Мне это показалось странным, потому что уже довольно близко от нас, за решеткой, находились люди — узники, подопытный материал, — которые должны же были издавать хоть какие-то звуки, даже если эти звуки непроизвольные — дыхание, кашель, нервное сопение в тяжелом искусственном сне.