Кьяра. Семь прях. Книга 2
Шрифт:
И он стал ее учить работать с металлом и камнем, делать куколок, зверюшек и разные простые украшения. Он был одним из лучших ювелиров Суэка, говорят, в его колье ходит сама королева, а диадема его работы украшает голову статуи Семипряха в храме. Мамины безделушки (простые колечки, браслеты, бусы) он сдавал вместе со своими дьензвуру и говорил:
– Вот навертел из остатков, чего добру пропадать.
За такое бережливое отношение к «добру» дьензвур назначил ему еще одну дьеноту. О том, что безделушки сделала мама, ни один человек, конечно, не знал.
Кто хоть месяц жил в Суэке, тот поймет.
Женщинам
Никаким.
Можешь рисовать гениальные картины.
Лепить кувшины, которые сами ходят за водой.
Можешь шить невероятные платья.
Но никто ничего не должен знать об этом, если ты – женщина.
Мужчины о нас заботятся. Они делают всю работу за нас. Они нас хранят, оберегают, лелеют, потому что каждая девочка может стать однажды силой короля. А значит, она от рождения принадлежит королю. Конечно, потом, когда тебе исполнится тридцать лет и сила твоя пойдет на убыль, ты можешь выйти замуж, родить новых девочек, ну или мальчиков, как повезет, на тебе будет дом, дети, ты можешь шить им одежду и сама варить мыло, украшать свой дом безделушками или угощать соседку вкусными оладушками по своему рецепту, ты можешь даже врачевать! Или стать наставницей в школе для девочек. Или поварихой в королевском дворце. И все. Это все, что ты можешь в Суэке, если рождена женщиной.
Но моя мама… она была другая. Другая, и все тут. Это трудно объяснить. Понять, почувствовать – просто, а вот объяснить… Почти невозможно. В маме все было особенным. Глаза – сине-зеленые, как океан. Говорят, это королевский цвет глаз, ведь океан принадлежит королю. Говорят, у всех королей такие. Не знаю, я королей сроду не видела. Но думаю, что врут они всё. У меня вот такие же глаза, например. Да и не в глазах дело. Мама вообще была красивая. Очень. Темные густые волосы она заплетала в тугую косу и закручивала в клубок на затылке. Стройная, голову держит высоко, будто самая главная в нашем квартале и во всем Суэке. Мне всегда становилось немножко больно, когда я на нее смотрела. Такая она была красивая, что это было как бы немного неправильно.
Если честно, у мамы вообще было много странностей. Например, она очень любила разглядывать работы разных мастеров. Но в Суэке не существовало ни базара, ни торговых рядов, чтобы купить что-нибудь. Ведь все, что производили мастера, от меда до топоров, они отдавали в свой дьен. Дьензвуры каждого дьена сдавали все Мастеру, а он уже распределял по дьенотам и раздавал согласно Указу о дьеноте. Так каждый в Суэке получал все необходимое для жизни: простую одежду, простую еду, тетради и книги для учебы. Самая большая дьенота была у лучших мастеров, как мой папа, например, и у девочек до четырнадцати лет. А самая маленькая, совсем ничтожная, – у женщин после тридцати, которые нигде не работали.
Но моей маме хотелось большего. Ей хотелось красивых платьев, удобных башмаков и приятной глазу посуды. Ей хотелось украсить стены нашего бедного домика картинами, а на пол положить пестрые коврики. Что-то она делала сама, как все женщины в Суэке: сшила к моему рождению лоскутное одеяло, перешивала мне папины рубашки, плела браслетики из остатков ювелирной проволоки и мастерила соломенных кукол. Но душа ее жаждала разнообразия, а глаза – новых впечатлений. Поэтому мы очень часто ходили с ней за ворота.
Суэк – огромный
Кто успел когда-то родиться здесь, тот жил внутри кольца фортов под охраной стражей и короля. Еще не так давно можно было прийти в город из любой, даже самой отдаленной деревни и жить здесь, не зная хлопот. Но потомзапретили свободный вход в город, и с тех пор, если ты так уж хотел жить под боком у короля, требовалось взять разрешение у Мастера, доказав свою нужность и полезность Суэку. Наверное, это было не так-то просто, потому что у ворот города, построенных в трех предместьях, все время толкались желающие поселиться в Суэке. Говорили, некоторые живут там долгие месяцы, ожидая решения Мастера. Мужчины зарастали щетиной, женщины реже мыли волосы, все ходили грязные и оборванные, с тоской в глазах. Хорошо, что моя мама успела попасть сюда до Эры Трех ворот!
В первую очередь разрешение на жизнь давали хорошим мастерам, тем, кто мог пригодиться Суэку. Поэтому возле всех ворот раскинулся настоящий базар, и каждый показывал все, на что способен. Кого здесь только не было! Стеклодувы, гончары, оружейники, портные и сапожники, кондитеры… Мастер приходил сюда раз в две недели и давал три-четыре разрешения, но каждый день новые люди прибывали и прибывали к воротам.
Однажды маму схватил за руку какой-то мужчина:
– Чера!
Мама охнула и бросилась ему на шею:
– Атик! Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? Ты… ты тоже? Когда?
– Уже пять лет здесь, – радостно разулыбался он. – Меня прибило к Таравецкому лесу, и сначала я жил в Подкове. Женился. У меня отличные ребята, близнецы, мальчик и девочка. А это твоя? Красавица! Вы в Суэке? Мы вот тоже сюда решили податься, трудно в деревне… уже три месяца ждем разрешения на жизнь…
Я увидела, как помрачнела мама.
– Не надо, Атик, – сказала она. – Правда. Лучше вам оставаться в Подкове, поверь мне. И тебе, и твоим ребятам там будет безопаснее, ты же сам понимаешь.
И она положила ладонь мне на голову, будто закрыла от невидимого дождя. Долго потом я чувствовала тяжесть этой ладони. Когда мы возвращались домой, я спросила:
– А кто этот Атик?
– Мой старый друг… родственник.
– А почему ты не хочешь, чтобы они жили в Суэке? Мы бы ходили к ним в гости!
У нас не было никаких родственников вообще, и я очень завидовала всем, у кого они были. Даната каждые выходные отправлялась то к одной, то к другой бабушке, тетушке, кузине… Но мама не ответила, только грустно и как-то беспомощно мне улыбнулась.