Кьяра. Семь прях. Книга 2
Шрифт:
В ночь после похорон она легла спать со мной и полночи рассказывала мне истории. Про то, как пришла из своей далекой деревни без названия в Суэк, и все, что было у нее, – это два прозрачных камешка, доставшиеся ей по наследству. Она боялась их потерять. И она пошла к ювелиру, про которого все говорили, что он настоящий виртуоз своего дела и творит шедевры из милевира и драгоценных камней. Милевира у мамы не было, денег тоже, были только два прозрачных камешка да прекрасные глаза цвета моря.
– Я сказала ему, что буду прибирать в мастерской и готовить ему еду, если он сможет превратить мои камни в серьги. А он улыбнулся так ласково и спросил, сколько
Потом мама меня крепко обняла. Я поняла, что вот так, через меня, она обнимает его. Ведь во мне целая его половинка. Потом мама тихонько запела мне свою колыбельную, я ни от кого больше ее не слышала, только от нее. Мелодия была очень красивая, а слова немножко странные, вот такие:
Спи, звоночек мой усталый,Лори-лори-лей.Спи, прижмись покрепче к маме,Лори-лори-лей.Прилетела птичка ньюке,Лори-лори-лей.Будет доченьку баюкать,Лори-лори-лей.Но мы не спали до рассвета. Думали, как нам теперь жить. У мамы очень маленькая дьенота. Правда, дьен выплачивает дьеноту на мое содержание, раз я могу стать силой короля и не должна ни в чем нуждаться. Но дьензвур отказался выплачивать папину дьеноту за сгоревшую мастерскую, сказал, что папа сам виноват, неаккуратно работал с огнем. Неправда! Это все неправда! Он всегда следил за огнем!
– Им ничего не докажешь. Ничего. Мы придумаем что-нибудь. Мы справимся. Разве нам много надо с тобой? – говорила мама.
Сначала мы и правда справлялись. Соседи немного помогали нам первые недели. Пару раз мама относила дьензвуру украшения и проволочные игрушки, говорила, что вот, нашла у мужа на домашнем верстаке. За это ей давали немного продуктов. Но они быстро заканчивались. Моей дьеноты, по которой мы получали хлеб, масло, рыбу, крупу и одежду, тоже надолго не хватало. К тому же я быстро росла, мама уже и так перешила все отцовские рубашки в мои платья. Да и в школу нужно было покупать то одно, то другое. Мама пробовала устроиться на работу. Она просилась в мастерские. Просилась в рыбачки, в школу. Но ее нигде не хотели брать.
– Слишком уж ты красивая и молодая, никто не верит, что тебе так много лет, – сказала как-то ей наша соседка Ульрас, вдова ювелира Сура и мать одиннадцати детей. – Таких, как ты, во дворце любят, сходи туда.
Но во дворец мама не хотела. Я не понимала почему. Ведь правда же – она могла стать фрейлиной королевы! Это было бы так здорово!
– Нет, милая, это точно не для меня, – тоскливо улыбалась она и теребила свою одинокую сережку в левом ухе.
Даната говорила, что маму съест тоска, если мы что-нибудь не придумаем.
Даната была старше меня на два года, и она была такой хорошенькой! Прямо как солнце – радостная, звонкая, с ямочками на щеках и золотыми волосами. А смеялась она так, что вся улица хохотала
– А ну, проваливайте живо отсюда! Нашли где играть! Своих дворов нет? Своей улицы мало?
Будто это только ее улица! Будто даже воздухом дышать нельзя рядом с их домом! И мне сразу хотелось закричать в ответ что-нибудь обидное. «Кариса – вонючая крыса!» или еще что похуже. Но Даната – она была не такая. Она только кивнет, улыбнется, сделает, как велят, а потом шепнет мне на ухо:
– Вот уродка!
– Да? А сама ушла как миленькая!
– Да ну! Легче согласиться, чем переубеждать каждого навозного жука.
Она была очень умная, моя Даната. Я любила ее без памяти! Больше, чем сестру, если бы она у меня была, честно! Потому что сестру ведь я не смогла бы выбрать, она была бы такой, какой родилась у моих родителей, а Данату я выбрала сама. Я увидела ее рано утром, когда ее отец-зеленщик грузил тележку, чтобы везти разные травы и молодые овощи своему дьензвуру, а Даната помогала ему. Она стояла на высокой скамейке перед тележкой и все красиво раскладывала: пучки узорчатой петрушки, пахучей кинзы, перышки укропа и зеленого лука, нежный салат, ароматный базилик, стручки зеленого горошка, тонкую оранжевую морковку… Я залюбовалась, как ловко она это делает, стояла как дурочка и смотрела!
И вдруг она мне улыбнулась! Эта удивительная девочка с золотыми волосами, которая старше меня и помогает немного отцу (совсем немного, конечно, и пока никто не видит), она заметила меня и улыбнулась! Я чуть не умерла от счастья.
Я стала ходить за ней следом. Мне было тогда пять лет, и поначалу Даната сердилась. Но однажды за ней погналась собака, огромная такая, а Даната ужасно их боялась, она бежала по переулку и визжала, а собака гналась за ней, и я взяла камень и бросила в нее, в собаку эту. Не попала, но она тут же затормозила. И смотрела на меня мутными глазами, огромная, злая, и тяжело дышала. Почти сразу же подскочил страж. Он схватил собаку за холку и перерезал ей горло. Тут уж мы обе заревели. Было страшно. И немного жалко собаку. Но понятно, что по-другому никак – собака угрожала девочкам. А вдруг они – будущая сила короля?
Так мы подружились с Данатой.
И всегда были вместе.
На улицах.
В садах для прогулок.
Даже в школе.
Мы уговорили родителей схитрить: Даната пошла в школу на год позже, а я – на год раньше, и мы оказались в одном классе. Даната была выше и умнее всех, все ее слушали, все ее любили. Мы придумали с ней, что никогда не попадемся на глаза королю, а когда нам исполнится тридцать лет и мы будем свободны, то отправимся в большое путешествие! Обойдем весь Суэк, может, даже до родной маминой деревни дойдем.
Правда, мама стала сильно беспокоиться, потому что после той истории с собакой на нашей улице слишком уж часто появлялись ищущие. Наверное, страж, что убил собаку, рассказал им про Данату. Трудно не заметить девочку, у которой волосы как расплавленное золото и ниже пояса, глаза веселые, а на щеках ямочки.
– Кьяра, теперь ты должна быть еще внимательнее. Если за Данатой приглядывают, то и тебя наверняка приметили, ты у меня такая красавица!
Сережка моей мамы