Кыш и Двапортфеля: Повести
Шрифт:
— Это сабля, но только жареная рыба. Не догадался? Ты проиграл!
Я захохотал на весь класс, и к нашей парте тут же подошла Вета Павловна:
— Сероглазов! Ты почему смеёшься? Встань!
— Мне смешно стало, — сказал я правду, потому что обещал папе никогда не врать учителям.
— Почему смешно? Молчишь? Садись. Снежана Соколова, встань. Что у вас здесь происходит?
Снежка быстро успела всё проглотить и сказала:
— Можно я вам на ухо объясню?
— Нет, нельзя. Нехорошо при всех шептаться и некрасиво.
Тогда Снежка бесстрашно рассказала,
— А ещё в магазине есть рыба — жареный капитан, — добавила Снежка, и все ребята и Вета Павловна долго смеялись.
Но вдруг Вета Павловна нахмурилась, села за стол, задумалась и спросила:
— Кто мне ответит: что такое дисциплина?
— Это когда нужно обязательно делать то, что заставляют, — подняв руку, оттараторила Снежка.
— Так вот что: заставляют — это не то слово, — сказала Вета Павловна. — Мне очень не хочется заставлять вас учиться, заставлять внимательно меня слушать, а не есть жареную саблю. Заставлять чисто писать, хорошо считать и читать. Вы должны сами — понимаете? — са-ми хорошо учиться и хорошо себя вести. А для чего вам нужно хорошо учиться? Кто нам скажет? Пожалуйста, Миша Львов!
— Хорошо учиться нужно, чтобы всё знать, — сказал Тигра.
— А почему тебе хочется всё знать?
— Интересно, — сказал Тигра.
— А для чего нужна хорошая дисциплина? (Многие ребята подняли руки.) Нам ответит Оля Данова.
— Плохая дисциплина мешает учиться, — тихо сказала Оля, которая разнимала наши руки при споре.
— Снежана Соколова! Теперь тебе ясно, что такое дисциплина?
— Я догадалась, — сказала Снежка. — Это когда сама себя заставляешь обязательно сделать что-нибудь хорошее.
— Молодец! Кстати, ты могла спросить разрешения, и я позволила бы тебе тихонько съесть жареную саблю. И мы не потеряли бы из-за неё столько времени. Сероглазов, а тебе ясно, почему нельзя ни с того ни с сего смеяться на уроке?
— Чтобы не мешать другим учиться, если хотя бы и смешно, — ответил я.
— Молодец! Садись.
Вета Павловна продолжала урок. «Вот если бы она сообщила папе и маме, что я молодец, совсем было бы хорошо», — подумал я.
ГЛАВА 22
На переменке Тигра подошёл ко мне и спросил:
— Двапортфеля! Ну, как твой щенок?
Он, наверно, забылся, когда сказал Двапортфеля, и испуганно посмотрел на рассердившуюся Снежку. Но я без обиды ответил Тигру:
— Щенок хороший. Весёлый. Только дисциплины у него мало. Делает не всё, что заставляешь.
— Э-эх! — почему-то сказал Тигра и убежал в коридор.
Снежке я объяснил, что у меня прозвище редкое. Оно — как у индейцев, и я буду на него откликаться.
— Как хочешь, Алексей. Ты не забыл про спор?
Я согласился, что проиграл, хотя сабля была жареная, и спросил, какое Снежкино желание нужно выполнить.
— На последнем уроке скажу. Надо ещё придумать, —
На большой переменке я опять, как вчера, быстро сбегал домой.
Кыш не бросился мне навстречу и не завилял хвостом. До молока, воды и кусочка колбасы он не дотронулся. Он лежал, уткнувшись мордой в передние лапы, как на Птичьем рынке, когда его продавали. Я присел на корточки и, откинув рукой чёлку, заглянул Кышу в глаза. Они были тёмно-коричневые и влажные, как вишни после дождика. Кыш здорово на меня обиделся. Я погладил его и сказал:
— Кыш! Сначала я тебя заставляю и приучаю к дисциплине, а потом ты к ней привыкнешь и сам себя будешь заставлять. И у нас, у людей, тоже так. Вот первого сентября на уроке я взял и вышел из класса. Без спроса. А меня поймали, посадили на место и велели сидеть до звонка. В общем, привязали, как я тебя. И теперь я всё понял и до переменки из класса не ухожу. Ты мне ещё спасибо скажешь. И не обижайся. Я же не обижаюсь на Вету Павловну. Она хорошая и добрая. И я тоже хороший и добрый. Но ведь если я тебя отвяжу, ты что-нибудь обязательно изжуёшь или разобьёшь?
«Р-ра!» — согласился Кыш.
— То-то. Будь здоров. Скоро приду, — сказал я, вытер лужу около батареи и побежал в школу.
В подъезде я успел заглянуть в почтовый ящик. Журнал-ловушка не был похищен…
ГЛАВА 23
На последнем уроке я вдруг задумался: почему кошки, которые глупее собак, понимают, что нужно «ходить» в ящичек с песком, а щенки этого не понимают и их выводят на улицу? А если хозяин, например, ушёл на целый день в школу, а дома никого нет? Плохо дело. Нужно изобретение придумать!..
…Вета Павловна что-то объясняла, а я чертил в тетрадке по чистописанию ящички для щенков. И вдруг я додумался до изобретения. Но, забывшись, от радости и ещё оттого, что долго думал о Кыше, я пролаял:
— А-ав!
Я тоже, как Снежка, на секунду забыл про дисциплину, и вот что получилось.
Тут в классе поднялся такой хохот, что к нам заглянул проходивший по коридору завуч.
Я от горя и страха готов был провалиться сквозь землю.
Но Вета Павловна не стала ругать меня перед завучем. Она что-то тихо ему объяснила. Завуч посмотрел на меня, почему-то вздохнул и ушёл.
— Сероглазов! Твой папа работает только днем? — спросила Вета Павловна.
— Да, — ответил я и ещё больше захотел провалиться сквозь землю.
— Попадёт тебе, — шепнула Снежка. — Но я приду и заступлюсь за тебя. Я знаю, почему ты залаял. Ты про щенка думал. А я в детском саду тоже мяукала, когда скучала по кошке Цапке. Тебе кто страшней — завуч или директор?
— Завуч, — ответил я и знаком попросил Снежку замолчать.
Мне было не до разговоров. Кыша-то я привязал для дисциплины, а сам не слушаю объяснений, изобретаю уборную для щенков и, главное, лаю прямо на уроке. Ничего себе воспитатель щенка! Вот придёт вечером Вета Павловна, расскажет про всё папе и маме, и тогда — прощай, Кыш!.. Но нет! Я этого не допущу!