Кыш-Пыш и армия Вия
Шрифт:
Зато Глеб Порфирьевич воспринял это известие, вполне, спокойно, хоть и не без удивления:
— Вы, то есть ты… можешь это доказать?
— С легкость. Например, могу пересказать вам содержание того, письма что я доставил неделю назад, сами знаете кому и по какому адресу.
— Не здесь. — торопливо сказал Глеб Порфирьевич. — Это полностью меняет дело. Но вы, точнее, ты, все равно должен проехать со мной в Управление и там все мне рассказать.
Никифор не стал возражать. Тем более, что его рассказ мог затянуться надолго и относился к строго служебной информации.
— Мне понадобиться пять минут на сборы, господа. — сказал Никифор городовому
Глеб Порфирьевич кивнул, после чего отправил городового на улицу.
— Кузьменко, найди извозчика и ждите нас у парадного входа.
— Слушаюсь, ваш благородие. — городовой браво взялся под козырек и мигом исчез, будто его и не было в квартире. Глеб Порфирьевич вышел следом за ним, правда, входную дверь за собой закрывать не стал, на всякий случай.
У Никифора была пять минут на то, чтобы одеть и побриться, чем он и занялся. Шеф не любил ждать. Времени на то чтобы позавтракать у Никифора не оставалось. Правда, но надеялся исправить сию досадную неприятность в управлении или по пути туда. Закончив со сборами, Никифор вышел в коридор и они спустились в вестибюль. Госпожа Спицына проводила их любопытным взглядом, но задавать какие-либо вопросы в присутствии Глеба Порфирьевича не рискнула.
Извозчик ждал у подъезда и бравый Кузьменко уже сидел их в коляске. На Никифора он смотрел с прежней подозрительностью.
По пути в жандармское Управление, они остановились у трактира "Сытый гусар". На предложение позавтракать, Глеб Порфирьевич ответил отказом, но послал городового за завтраком для Никифора. Кузьменко сердито пошевелил усами, однако возражать следователю не стал.
Никифор решил, что Глеб Порфирьевич еще не до конца поверил в историю с волшебным превращением, поэтому и не хочет отпустить его и на шаг от себя. Но он не сильно переживал по этому поводу. Его слова было легко подтвердить — достаточно послать за госпожой Ведьмой с Лысой горы или ее помощницей.
Прибыв в Управление, Глеб Профирович отпустил городового, вместе с извозчиков. Кузьменко явно мучил интерес, относительно дальнейшей судьбы Никифора, которому он явно не доверял. Теперь, если они когда-нибудь встретятся на улице, то Никифору было не избежать пристального внимания. Но к тому, времени Никифор уже надеялся вернуться себя прежний облик.
В городское Управление жандармерии — двухэтажный особняк, за железными воротами, лишенный всякого архитектурного изыска как большинство казенных зданий, они вошли через центральный вход. Дежуривший в холле офицер по привычке поприветствовал Глеба Порфирьевича и не обратил никакого внимания на Никифора, не смотря на то, что дома он надел свою служебную форму. Никифор уже привык к тому, что его никто не узнавал.
Они поднялись на второй этаж и здесь, повернули в коридор направо, в конце которого находился отдел "По не раскрытым и колдовским делам". Всего два небольших спаренных кабинета. В первом, находился письменный стол и два стула. От стола справа было окно, а слева, рядом с дверью в соседний кабинет, большой шкаф со множеством выдвижных ящиков. Это была картотека "Таинственных имен и наименований". Несколько папок с особо важными делами в ней отсутствовали и хранились в соседнем кабинете, на дне железного сейфа. Ключ от второй комнаты всегда оставался у Глеба Порфирьевича, так как это был его кабинет.
Рабочее место Никифор находилось за письменным столом. Отсюда, коротая скучные часы службы, он мог заниматься двумя вещами. Любоваться чарующим видом в окне или блуждающим взглядом изучать таблички на выдвижных ящиках. Дело
Когда, они вошли в кабинет на втором этаже, за окном сияло не по-здешнему яркое солнце и откуда-то издалека доносился шум прибоя. Проверить, действительно ли, по соседству с Харьковским городским управлением жандармерии плескалось целое море, не было никакой возможности. Окно была плотно закрыто и на памяти Никифора, еще ни разу не открывалось. Честно говоря, Никифор сильно подозревал, что окно вообще невозможно было открыть — наваждение оно и есть наваждение. Так что и этот шум прибоя за окном, и яркое чужое солнце были всего лишь милым миражом.
В кабинете ничего не изменилось с того момента как Никифор последнего раз побывал здесь. Странное дело, его не было на службе чуть больше недели, а ему показалось, что он переступил порог почти чужого для него помещение.
По старой привычки Никифор расположился за своим рабочим столом, а Глеб Порфирьевич придвинул стул и сел напротив. Завтрак из "Сытого гусара" — кувшинчик сливок и целый сверток маленьких пирожков с творогом и черносливом — занял почетное место между ними.
Глеб Порфирьевич от угощения отказался, а вот, Никифор накинулся на еще теплые пирожки и свежие сливки с удовольствием. Шеф терпеливо дожидался, пока Никифор набьет желудок и сможет начать свой рассказ.
Покончив с пирожками, Никифор допил сливки и почувствовал, что готов ответить на любые расспросы шефа, чем он и занялся. Начал Никифор с того момента как отправился из Управления жандармерии с письмом для Немизиды Аидовны. Потом были чашка кофе, неожиданное пробуждение на улице уже в новом облике, попытки Никифора следить за домом номер тринадцать в переулке Богдана Чернокнижника, знакомства с Лисачкой, их совместный поход в лес, встреча с волкодлаком и лешим, позднее чаепитие у тетушки-ведьмы. Наконец, знакомство с Львовским и их ночной разговор…
До этого момента, Глеб Порфирьевич слушал его внимательно, не перебивая и ничему особенно не удивляясь, а только согласно кивая, мол "Знаем мы и не такое на своем веку видали". Но услышав про знакомство с Львовским, шеф заметно оживился. Он попросил Никифора не пропускать мелких деталей. Хотя Никифор итак старался, чтобы его рассказ был как можно более точным. Слушая его, Глеб Порфирьевич нервно пощипывал бакенбарды и явно о чем-то соображал.
— Он так и сказал тебе, что побывал в управлении и взял твой адрес у нас? — спросил следователь.