Л. Н. Толстой в последний год его жизни
Шрифт:
Узнав о том, что Дима Чертков опять приехал, Лев Николаевич заметил:
— Нужно для вас драму писать. У меня есть два сюжета. А о вашей работе я написал?
Нет еще
Ах, батюшки! Что же вы не напомнили?
И он тут же продиктовал мне письмо к В. В. Битнеру, где писал, что в моей работе нашел «верное и хорошо переданное» изложение его миросозерцания.
Он ушел к себе. Но через несколько времени приотворил дверь и промолвил:
— Прибавьте в письме: даже «очень» хорошее.
С
Кое-как выбрались лошади из ямы, и Стаховичи уехали. В Ясной — особенное оживление и веселье, Масарик не приехал, будет завтра.
На мое имя получено в Ясной письмо от поэта Якубовича — Мельшина из «Русского богатства», который сообщает, что из присланных ему мною по поручению Льва Николаевича шести стихотворений ссыльного из Тобольска, писавшего Льву Николаевичу, четыре будут напечатаны в «Русском богатстве». Я сказал об этом Льву Николаевичу [120] .
120
См. запись от 28 февраля. Стихи «ссыльного из Тобольска» не были опубликованы в «Русском богатстве».
— Вот и прекрасно! — ответил он.
В «ремингтонной» я разбирал последние статьи и письма Льва Николаевича. Раздался звонок из его кабинета. Александра Львовна бегом ринулась туда из зала, но… тотчас вернулась обратно.
— Господин обер — секретарь, вас! — возгласила она.
Я поспешил ко Льву Николаевичу. У него сидел Дима.
— Мы вот беседуем. У нас нет секретов, но two is company, three is none, двое — компания, а три нет, как говорит английская поговорка. Я ее ужасно люблю, — говорил Лев Николаевич. — Ну — с, — продолжал он, — послал я вам «пашпорт».
Под «пашпортом» Лев Николаевич разумел его письмо к В. В. Битнеру, принявшему к изданию мою книгу «Христианская этика». Это — счастливое выражение М. С. Сухотина для обозначения всех многочисленных предисловий и рекомендаций, пишущихся Львом Николаевичем для творений разных авторов. Впервые это выражение было употреблено по отношению к предисловию к статье Буланже для журнала «Жизнь для всех». С этим предисловием Лев Николаевич особенно долго мучился: нужно было писать, а ему не писалось.
Говорил, что получил сегодня ругательное письмо, с ругательствами самыми откровенными, циничными. Ему грустно от этого. Получил еще
— И очень доброе письмо, — говорил Лев Николаевич. — Как это мне было ни неприятно, я должен был ответить ему. И написал так, что если бы Христос знал про эту выдумку воскресения, то он бы очень огорчился.
121
Письмо А. Руданского, протоиерея греческой церкви г. Мо-гилев-Подольский (т. 81, с. 185)
Затем говорил, что ему «даже жалко» одну деревенскую старуху, попрошайку, всех обманывающую и лишившуюся поэтому обычной помощи от тех, от кого она ее получала.
— Придет к вам, ей откажут, придет к нам — тоже, — говорил Лев Николаевич.
Говорил с Димой о хорошей английской книге. Отмечал с соболезнованием, что по статистике общее число преступлений все возрастает. Дима рассказывал о дурной жизни пригородных крёкшинских крестьян.
— Ведь вот, — посреди разговора воскликнул Лев Николаевич, — со Стаховичем мне неинтересно, а с вами у меня, столько новостей, столько интересного!..
— Что-то я хотел еще вам сказать, — говорил он, — да не припомню. Что это такое?.. Ну, да всего не переговоришь.
Да, был у нас молодой человек, этот, как его, — кимвалист… Ах, вы знаете? — обратился ко мне Лев Николаевич. — Ну как вам понравилось? По — моему, плохо. Музыкальность-то, конечно, у него есть… Я неловко тогда сделал, что после его музыки просил по ставить пластинку Трояновского и говорил, — что— «вот!» и так далее… Оживился…
— Я слышал, что вы чуть в пляс не пошли под гопак? — заметил Дима.
— Да, да… Да трудно удержаться! Вот надо его еще поставить…
И Лев Николаевич поднялся. Я пошел в «ремингтонную» кончать свои дела, а из зала тотчас послышалась залихватская игра Трояновского.
Лев Николаевич пришел в «ремингтонную» через некоторое время. Зашел разговор о пьесе Льва Николаевича для телятинского спектакля.
А он уже перед этим говорил Диме, что в уме у него одна пьеса, драма, совсем готова: стоит только сесть и написать. Есть у него и другой сюжет, смешной.
— Да надо ведь внимательно писать, — говорил Диме Лев Николаевич. — У вас— публика невзыскательная, да ведь попадет в газеты, станет известным… А я бы хотел писать пьесы только для Ясенков, Телятинок и Ясной Поляны.
Александра Львовна тоже хочет участвовать в телятинском спектакле.
— Дай и мне роль какой-нибудь старухи, — обратилась она к отцу.
— А стражника не хочешь сыграть? — смеясь, предложил Лев Николаевич.
— Нет! — ужасаясь, ответила Александра Львовна.