Lа Cucina = Кухня
Шрифт:
— А как мне его получить, синьорина?
— Обращайтесь в министерство, синьор. Всего доброго.
— До свидания, синьорина. Спасибо за помощь.
Иностранец бросил на меня прощальный взгляд, от которого я вся покрылась испариной, и повернулся, чтобы уйти. Но, не дойдя до входной двери-вертушки, он вернулся.
— Синьорина!
— Да, синьор?
— Вы даже представить себе не можете, как бы мне хотелось немедленно заняться с вами любовью.
Я вспыхнула и под хохот Констанцы буквально скатилась в цоколь по винтовой лестнице. Никому
В ту ночь я никак не могла уснуть, что случалось со мной крайне редко. В три часа я уже была на своей маленькой кухне — готовила formaggio all’ Argenttera.
Я обжарила с чесноком кусочки сыра качка-вал, пока они не расплавились, потом залила виноградным уксусом, добавила свежий орегано и выложила их на тоненькие ломтики деревенского хлеба. От великолепного запаха плавленого сыра с чесноком проснулись все жильцы. Дети заплакали от воображаемого чувства голода, собаки завыли, мужья потребовали от жен немедленно приготовить им то же самое и пугали тем, что сейчас же уйдут ко мне. В ответ жены прокляли меня вместе с моим кулинарным искусством и потребовали не мешать им спать.
Мой попугай Челесте был страшно недоволен тем, что его не вовремя побеспокоили, и выразил свое возмущение серией приглушенных кудахтаний, криков и скрипов, раздававшихся из накрытой платком клетки.
Косая бакалейщица и ее муж, оба старше ста лет, не были разбужены этой какофонией, потому что, на мое счастье, не спали. Последние восемьдесят лет они по вторникам занимались любовью, и тот вторник не был исключением.
Опустив зубы в стакан, рядом с мужниными, Бабуля Фролла сказала:
— Можешь быть уверен, bello, наша Роза что-то замышляет, потому что за двадцать пять лет, прошедшие со дня ее приезда, она ни разу не испытывала потребности срочно, в три часа ночи, приготовить formaggio all’Argent'iera.
Прежде чем забыться сладким послеоргазменным сном, милая старушка отметила про себя, что прямо с утра нужно прояснить причину моих страданий.
Но мне не помогла даже готовка. Я снова улеглась в постель, снова вертелась и ворочалась, в который раз вспоминая сцену между мной и Англичанином. Щеки продолжали пылать. Я вся горела, и даже холодный апрельский воздух не остудил мой жар, когда я распахнула окно.
Наконец, уже на рассвете, сон все-таки сморил меня, и мне снились прелюбопытные сны, от которых я проснулась в поту, изможденная и задыхающаяся.
В первом сне я, как обычно, перед работой отоваривалась на рынке, но была абсолютно голой. Продавцы отпускали в мой адрес непристойные замечания, домохозяйки хихикали. Напрасно пыталась я прикрыться корзиной с покупками, когда бежала с пьяцца Сан-Доменико по виа Бандьера.
Булыжники на каждом шагу впивались мне в ноги, мое пышное тело колыхалось и ходило ходуном.
В конце виа Бандьера стоял какой-то
Англичанин стоял так близко, что прикасался к моей груди. Воздух, заполнявший небольшой зазор между тем местом, где кончалась я и начинался он, казался колючим и потрескивающим.
Я помню, как изо всех сил боролась со сном, пытаясь проснуться от ночного кошмара, словно мумия, рвущаяся из бинтов. Наконец мне удалось открыть глаза. Вообразите мой ужас, когда я увидела, что в ногах моей кровати стоит совершенно голый Англичанин.
Крик застрял у меня в горле. Тишина заполнила весь мир размером с комнату. Англичанин очень аристократично шмыгнул носом, под вздернутой верхней губой блеснули в полутьме его желтоватые зубы.
Он приподнял покрывало на моих ногах и нырнул под него. Кровать вдруг словно раздвинулась и стала длиной с улицу. Я наблюдала за холмиком, который был Англичанином и подползал под покрывалом все ближе и ближе.
Он приближался медленно, но верно, не останавливаясь, по самой середине кровати.
Блестящее покрывало то приподнималось, то опадало.
Мои глаза следили за этим движением. Мне даже хотелось, чтобы все произошло, и исчезли страх и напряжение.
Оно приближалось, медленно и неотвратимо, и я могла только ждать. Мне приходилось силой заставлять себя дышать.
Наконец он добрался до моих ног. Его рот (а это безусловно был рот, влажный и теплый) накрыл собой один из моих пальцев и стал его сосать. Что-то похожее на стрелу арбалета пролетело по венам на моих ногах и взорвалось, рассыпавшись звездным дождем в области ягодиц.
Рот продолжал работать, поигрывая языком между моими пальцами, в самых нежных местах, и переключаясь на соседние пальцы.
Потом язык скользнул по подошвам ног, словно не мог выбрать между правой и левой, а я корчилась от щекотки и тщетно пыталась увернуться.
Потом ко мне прикоснулись руки. Прохладные и сухие. Небольшие и с маникюром.
Они ритмично гладили мои ступни, после чего стали пробираться дальше, по лодыжкам — к икрам, и их прикосновения были такими нежными, что я невольно замурлыкала, как крупная кошка.
Руки поласкали мои колени, отправились дальше — к внутренней стороне бедер, задрали ночную рубашку и раздвинули мои ноги. Я едва дышала. Руки обволакивали мои бедра, словно легкий ветерок, словно желтковый мусс.
Затем в работу включились пальцы. Я чувствовала, что именно кончик пальца проходится вверх-вниз по моим бедрам, потому что он щекотал меня ногтем. Но к этому моменту я уже утеряла всякое желание сопротивляться. Мне хотелось лишь одного: чтобы эта пытка никогда не кончалась.