Lа Cucina = Кухня
Шрифт:
— Ну как? — смущенно спросил он.
— Чудесно. Просто чудесно.
Блюдо получилось отменное, мы оба купались в нем. Я жадно всасывала спагетти. Англичанин вплел их мне в волосы. Спагетти были у меня в ушах, в глазах, повсюду.
Дочиста вылизав друг друга от соуса, мы дали зарок никогда в жизни не есть спагетти с тарелок. Куда лучше делать это вот так.
Потом перепихи к il secondo — нежнейшей молодой телятине в грибном соусе, с гарниром из шпината и зеленого горошка.
В этот раз я настояла на том, чтобы Англичанин сам лег на стол. Я порезала мясо на мелкие кусочки и разложила
С каким наслаждением я брала зубами эту телятину и пузатые грибочки! Мне нравилось есть с тела Англичанина, тыкаться в него носом, слизывать капельки отменного соуса с его пупка или из паха. Я слизала соус с пениса, который воспрял так резко, как будто от электрического шока. Наступил черед Англичанина пыхтеть и стонать, пока я дразнила его языком.
На десерт он перемазал мои груди мороженым с малиновым сиропом. Ух, как холодно! На гарнир добавил немного ягод, воткнув их в мороженое так, как будто у меня много сосков. Их было не отличить от настоящих. Потом Англичанин отомстил мне за то, что я его дразнила: стал слизывать малину. Он рычал и кусал эти ягоды, заставляя меня взвизгивать.
После трапезы он вошел в меня, и двухчасовое мучительное вожделение было наконец удовлетворено.
Итак, мы оба усвоили уроки: Англичанин постиг искусство сицилийской кухни, а я, библиотекарша, узнала, что такое любить и быть любимой. Какое это было пиршество чувств.
L'Autunno Осень
Глава 1
Лето кончалось.
Наступило особое время — межсезонье. Обычно оно длится не больше двух-трех дней. Воздух теряет свою нежность, как некогда пушистое банное полотенце после многочисленных стирок. Дни еще жаркие, а вот ночи уже прохладны, и по утрам бывает немного грустно, ведь длинные жаркие дни скоро кончатся.
Была вторая половина воскресенья. Я шла к вилле Англичанина на виа Бельмонте. Сегодня моя очередь готовить. Я несла корзину с говядиной, салями, помидорами, сыром качкавалло и пекорино, изюмом, кедровыми орехами и луком.
Я собиралась приготовить Англичанину bгасiolettinе. Ему наверняка понравится.
Послеполуденное солнце сильно припекало, и, взбираясь на гору, я начала задыхаться. В горле бился пульс, я чувствовала запах своего разгоряченного тела. По спине побежала струйка пота.
Единственным звуком было мое учащенное сердцебиение. Город спал. Скоро я, обнаженная и распростертая, как изысканная бабочка, буду лежать в постели Англичанина, на льняной простыне, под антимоскитной сеткой, и меня будет обдувать прохладный ветерок от вентилятора под потолком.
Может быть, он привяжет мои руки и ноги к решеткам кровати. Мне нравилось быть перед ним беззащитной.
А может, будет гладить меня белым пером, начиная с подошв ног, пока я не начну кричать.
Или завяжет мне глаза, чтобы я не могла окунуться в прозрачные воды океана чувственного блаженства, в воды, заполняющие каждую клеточку моего напряженного тела.
От предвкушения у меня
Я шла к вилле по длинной гравийной дорожке. Белое здание мерцало на солнце, как мираж в пустыне. Под ногами поскрипывали мелкие камешки. Шустрые ящерицы шныряли в стороны; даже их собственные тени не могли за ними угнаться.
Вдоль аллеи росли карликовые пальмы, ивы и лимонные деревья.
Вокруг — только тишина, жара, шуршание гравия и биение пульса в ушах.
Я думала. Англичанин выйдет из дома или сада мне навстречу. Бывало, он сбегал по ступеням в одной рубашке и широкополой шляпе, а порой — только в шляпе. На лице играла безумная улыбка, голубые глаза сияли. Но он не появился. Не услышал меня. Наверно, колдовал на кухне, чтобы удивить меня чем-нибудь вкусненьким. Или погрузился в чтение.
А может, задремал в гамаке. Я решила устроить ему сюрприз: тихо подкрасться и разбудить нежным поцелуем. Буду целовать его сонные веки и разнеженные губы. Возьму в рот его спящий орган и оживлю. А он будет притворяться, что все еще спит, продлевая чудесное пробуждение. Я улыбнулась своим мыслям.
Поднялась по ступенькам и открыла дверь. В доме было пусто. Я это почувствовала, но не сразу осознала.
— Дорогой! — позвала я. В мраморном холле мне ответило эхо.
Ну конечно, он в саду. Я пошла по тропинке вдоль моря, она вела к небольшой церквушке. Но Англичанина нигде не было.
«Он спрятался», — подумала я.
Игра в кошки-мышки. Я найду его раньше, чем он меня. По телу пробежала дрожь предвкушаемого удовольствия. Он наблюдает за мной из укромного местечка, готовый выскочить и напугать. Он на меня охотится. Напрыгнет сзади, застав врасплох, опрокинет на землю и изнасилует. Я представила, какие следы оставит гравий на моих коленях, ладонях, щеках; в рот набьется пыль. От силы его толчков я громко закричу, ведь меня все равно никто не услышит.
Я присела на корточки за кустом гортензии и, прищурившись, внимательно изучила сонные окна виллы. Все закрыто, ничего не видно. Крадучись, пробралась вдоль живой изгороди, пригибаясь, чтобы меня не заметили. Так же осторожно прошла через розовые сады к фонтану.
Англичанин не дремал в гамаке. Не было его и в лимонной роще. И под виноградными лозами тоже. Где же он?
Прежде чем войти, я обошла дом снаружи.
Ну конечно, он ждет меня в спальне! И спросит: «Что вас так задержало, синьорина?» Иногда он все еще называл меня «синьориной».
Я возьму его в рот и наемся досыта. Жадно наслажусь упругостью, гладкой кожей, теплом, тяжестью, размером, непроизвольным вздрагиванием, йогуртовым вкусом, запахом, стонами, вздохами, мучительным удовольствием.
Я взбежала по ступенькам и, задыхаясь, распахнула дверь.
Его не было. Кругом — тишина. Постель нетронута. Тикают часы. В воздухе — его запах. Одеколон с ароматом мятной свежести и мужчины.
Без сомнения, он на кухне — готовит что-нибудь изысканное, чтобы подкормить меня после занятий любовью, которые отнимают все силы, оставляя ощущение воздушности и эйфории. Насытившись друг другом, мы становимся похожи на моллюсков без раковин: мягкие, беззащитные, воспринимающие мир как нечто новое, непривычное для нашей нежной розовой кожи.