La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет

Моранте Эльза

Через пару минут после неистовств Красавицы из комнатки вылетал Нино, в одних трусах, и начинал мыться на кухне с помощью губки, заливая весь пол. Вскоре кто-то громко звал его со двора (чаще всего это был парень в рабочем комбинезоне), и Нино мчался вниз вместе с Красавицей, забегая домой в течение дня. Ида пошла на самую большую жертву со своей стороны: она дала сыну ключи от квартиры, которые для нее значили очень много — больше, чем ключи Святого Петра. Нино возвращался поздно ночью, будя не только Иду, но и Узеппе, который в полусне бормотал: «Нино… Нино…» Пару раз он оставлял дома и собаку, которая ждала возвращения хозяина и встречала его с шумной радостью, а он останавливал ее: «Тсс… Тсс».

Так продолжалось всего пять дней, но этого было достаточно, чтобы Ида начала мечтать. Особенно по утрам, когда

она в кухне чистила овощи, а оба сына еще спали, ей казалось, что у нее снова настоящая семья, что никакой войны не было, что мир снова пригоден для жизни. На третий день Нино проснулся раньше обычного, но еще не выходил из своей комнаты. Ида зашла к нему и, в конце концов, хоть и осторожно, заговорила о продолжении учебы, «чтобы обеспечить себе будущее». Она бы постаралась, сколько времени будет нужно, зарабатывать на всех, также и с помощью частных уроков… Нынешние занятия Нино казались ей временными, неосновательными.

В простоте душевной она уже давно вынашивала в мыслях свое предложение. Однако на этот раз Нино не взорвался (раньше произошло бы именно так), а слушал мать с каким-то веселым терпением, почти жалея ее. Когда Ида вошла, Нино был голым; чтобы не смущать ее, он проворно прикрыл низ живота цветастой рубашкой. В этот ранний для него час (еще не было десяти) он лениво потягивался и зевал, но на порывистые ласки Красавицы то и дело отвечал быстрым движением, при котором, несмотря на рубашку, открывалась то спереди, то сзади его молодая нагота. Среди этой возни он все же рассеянно прислушивался к словам матери, с видом человека, в сотый раз выслушивающего один и тот же глупый анекдот, к тому же рассказываемый каким-нибудь тупицей. Наконец, Нино воскликнул: «Мать, ты думаешь, о чем говоришь?! Красавица, прекрати!.. Ма, что ты такое плетешь? Дипломы? Я… (зевок)… у меня этих дипломов навалом, ма!».

«Я говорю не о высшем, а хотя бы о среднем образовании… Аттестат зрелости в жизни всегда пригодится… как основа…»

«Я давно зрелый, ма! Я зрелый!!!»

«Тебе бы не стоило большого труда… Ты уже подходил к концу… в лицее, когда бросил… Достаточно небольшого усилия… ты не глупый… столько жертв уже принесено… а теперь, когда война закончилась…»

Нино внезапно нахмурился и даже сердито прикрикнул на собаку. Сев на кровать, не прикрывая больше наготу, он воскликнул: «Война — это комедия, ма!» И встал во весь рост. Голый, бронзовый от загара, посреди этой жалкой, душной комнатенки он казался героем. «Но комедия еще не закончилась», — добавил он, будто грозя кому-то.

Казалось, к нему вернулось детское выражение лица, упрямое и почти трагически-капризное. Балансируя на одной ноге, как балетный танцовщик, он надевал трусы.

«Эти сволочи собираются жить, как раньше, разве ты не видишь? Так вот, не получится! Они вложили нам в руки, когда мы были еще сопляками, настоящее оружие! И теперь мы им устроим мир! Ма, мы все разнесем!»

Нино был возбужден. Казалось, мысль о всеобщем разгроме вызвала у него бурное веселье. «А вы собираетесь вернуть нас в школы! — продолжал Нино уже на „правильном“, литературном языке, чтобы поиздеваться над матерью, — латинский письменный и устный, история, математика, география… Географию я и сам изучу. На местности. История! Они из нее комедию устроили, и с этим надо кончать! Мыс этим покончим!.. А математика! Знаешь, ма, какое число мне больше всего нравится? Ноль! Красавица, подожди там, сейчас пойдем… Мы — поколение насилия! Когда научишься играть оружием, то хочется играть и играть!.. Онидумают, что снова нас надуют… Все те же штучки: работа, договоры, указания, столетние планы, школы, тюрьмы, армия… И все начнется сначала! Да-аа? Как бы не так! Паф! Паф! Паф!» — В это мгновение Ида снова увидела в глазах сына вспышку, знакомую ей по той памятной ночи, когда он пришел в барак с Квадратом. Произнося свое: «Паф, паф, паф», он всем телом целился в мишень, которой была планета Земля, с ее королевствами и республиками в полном наборе. «Мы — первое поколение нового времени, — продолжал Нино с пафосом, — мы — атомная революция! Мы оружие ни за что не отдадим, ма! Они…они не знают, ма, как хорошо жить!»

Нино поднимает руку и вытирает

своей цветастой рубашкой пот, который блестит среди черных завитков подмышек, потом вдруг счастливо смеется и убегает на кухню. Оттуда слышен шум воды, и через мгновение весь пол уже залит. Из комнаты доносится неистовый лай собаки, нетерпеливо носящейся вокруг кровати. «Нино! Нино! Нино-о-о-о!» — разбуженный гамом появляется Узеппе, за ним следует ликующая Красавица.

В монологе Нино Иду особенно испугали слова об оружии. С некоторых пор она чувствовала по отношению к сыну неполноценность, как бедная провинциалка перед столичной суперзвездой. Она соглашалась с его доводами, отказываясь от собственного мнения, и подчинялась ему, как какой-то машине из области научной фантастики. Из всех возможных предположений нельзя было исключить и такое: Нино был бандитом! Но это ничего не меняло в движении созвездий, и Ида гнала от себя подобные мысли. Дома, на улице Бодони, она видела перед собой сына, пышущего здоровьем и ни в ком не нуждающегося, тем более — в ней.

Но в сегодняшних словах Нино она услышала то, что не могло не встревожить ее. После освобождения Рима был издан указ, предписывающий населению сдать все оружие властям. Ида знала об этом указе с тех пор, как давала частные уроки южноафриканцу. Подозрение, что Нино не подчинился приказу, охватило Иду. В тот же день, позднее, когда сына не было дома, она, дрожа от собственной неслыханной дерзости, закрылась в комнатке Нино и стала шарить в его вещах, ища оружие… К счастью, она увидела только уже известные рубашки, чистые и грязные, трусы, чистые и грязные, пару сандалий, брюки и немного морского песка. Ида нашла также несколько цветных открыток и письмо на фиолетовой бумаге, из которого она успела прочесть только подпись («Лидия») и начало («О, незабываемая любовь моя»), а затем торопливо положила его на место, чтобы не поддаться искушению. Была там также книга «Как вырастить собаку».

Единственным оружием, которое она обнаружила (если его можно так назвать), был валявшийся на дне сумки ножик с ржавой ручкой, который Нино использовал, охотясь за морскими ежами на подводных камнях. Ида вздохнула с облегчением.

На пятый день Нино объявил, что завтра уезжает, и поскольку он собирался лететь на самолете, куда с собаками не пускали, он оставлял Красавицу на время своего отсутствия у матери на полном пансионе. Он вручил ей кучу денег на питание собаки. Строгим и важным тоном и почти учеными словами он объяснил, что Красавица каждый день должна есть столько-то молока, столько-то риса, тертое яблоко и не менее полукилограмма отборного мяса! Иду ошеломило роскошное меню плотоядной постоялицы, на которую в мясной лавке тратилось больше денег, чем на нее и Узеппе вместе взятых. Она вспомнила вонючую баланду, которой довольствовался бедный Блиц, и даже почувствовала обиду по отношению к гигантессе прерий. Но теперь, ей в утешение, Узеппе, следуя примеру собаки, соглашался съесть немного мяса. Этого было достаточно, чтобы Ида простила Красавице ее роскошные обеды.

Приблизительно через две недели Нино вернулся за собакой. Он сказал, что теперь у него была, хоть и временно, квартира на окраине, почти за городом, где Красавица могла жить вместе с ним. Адреса он, как обычно, не назвал. На известие о том, что на следующий день после его отъезда заходил Давиде, он ответил, что знает: Давиде прислал ему письмо, и они уже встретились. Нино рассказал Узеппе, что он ведет переговоры о покупке военного джипа, подержанного. Он показал ему фотографию машины и поговорил о ее достоинствах и недостатках: скорость у джипа была, правда, небольшая, но зато он легко преодолевал ложбины, бездорожье, небольшие речки, пески. При необходимости там можно было бы даже установить раскладные сиденья и спать.

На этот раз Нино зашел буквально на минутку, скорее заскочил, чем зашел: он даже не сел. По-видимому, внизу его ждал Ремо на грузовике, чтобы отвезти их вместе с Красавицей на новую квартиру. Нино бросился бегом вниз по лестнице, но ему пришлось остановиться: на площадке, вцепившись руками в перила, в цветастой рубашечке, подаренной братом, стоял Узеппе. Вид у него был храбрый, но он дрожал всем телом, как кролик: «Нино! Нино! Нино-о-о!»

Красавица мгновенно взлетела наверх, к Узеппе, но, даже не остановившись, бросилась обратно к Нино, как будто не зная, к кому из них мчаться.