La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет
Шрифт:
Они не виделись с того самого дня в лагере, в октябре сорок третьего года. Узеппе, которому тогда было чуть более двух лет, теперь был на полтора с лишним года старше, да и во внешности Нино за это время произошли изменения. Однако они сразу же узнали друг друга, как будто для них не прошло этих полутора лет. Лишь спустя некоторое время Нино сказал Узеппе:
«Ты изменился: глаза стали грустнее», — и он пощекотал брата, чтобы развеселить его. Узеппе заливисто рассмеялся.
И на этот раз Нино спешил. В момент прощания с младшим братом он сунул в карман его комбинезончика пригоршню бумажных денег; там, на взгляд Узеппе, было ничуть не меньше миллиона.
«Это тебе от меня, — сказал Нино, стоя одной ногой на лестнице, — купи себе велосипед».
Но в этот момент велосипед совсем не интересовал Узеппе, он думал только о том, что Нино уходит. Через некоторое время он своими тонкими пальчиками помог Иде достать из кармана «миллион». В понимании Узеппе всякие там миллионы и миллиарды по праву принадлежали матерям, а в его руках это были просто
В последние дни апреля из разных частей Европы, где немцы еще оказывали сопротивление, война начала свой стремительный бег к финалу. Со знаменитым секретным оружием у рейха не получилось. В Италии «готическая линия» была прорвана — как и все прочие линии, укрепления и фронты в других местах. Немецкие войска после отступления из Милана капитулировали, а в разрушенный и окруженный со всех сторон Берлин уже входили первые русские солдаты.
Примерно через неделю окончательная капитуляция Германии завершала, после шести лет кровавой бойни, блиц-кригв Европе.
Видения мечтателя Муссолини, который сам себя увенчал короной триумфатора на белом коне, развеялись, как дым. Однако видения мечтателя Гитлера превратились в реальность на огромных пространствах. Целые области, города и страны « новым порядком» были превращены в горы скелетов, в развалины и могилы. Более пятидесяти миллионов человек умерли не своей смертью, среди которых и сам фюрер, и итальянский дуче, прилепившийся к нему, как в цирке клоун к герою арены. Их маленькие тела были поглощены землей, как тела иудеев, коммунистов и бандитов; как тела Мухи и Квадрата, Эстерины и Анджелино, и повивальной бабки Иезекиили.
Там, за Европой, на востоке, Вторая мировая война еще продолжалась, а здесь пришло время подводить итоги и затевать судебные процессы, как оно водится после крупного надувательства или убийства в семье. Обнажались даже самые скандальные интимные подробности, которые до тех пор пытались скрыть.
Открывались двери тюрем, вскрывались ямы и рвы. Исследовались места преступлений, преступники получали свое. Находили спрятанные документы. Составляли списки, записывали фамилии.
Уже с прошлого лета в Риме на афишах и в газетах можно было увидеть странные фотографии, которые с появлением новых информационных бюллетеней, разумеется, ходили и по нашему району Тестаччо, и по улице Мастро Джорджо. Однако в то время Узеппе был еще «под покровительством Святого младенца», как говорят в Риме о несмышленых малышах. Тут просматривался, может быть, один из примеров некоторого отставания в его развитии. Совсем как грудные младенцы, или даже как собаки и кошки, он не распознавал конкретных форм в одномерных печатных изображениях. Да и, по правде сказать, во время своих случайных прогулок по району Тестаччо, ведомый за руку кем-нибудь из взрослых, он был так захвачен разнообразием окружающего мира, что не обращал внимания на эти фотографии. Дома ему было категорически запрещено трогать книги, поскольку они принадлежали Джованнино, а теми немногими газетами, которые оказывались под рукой, он не интересовался, так как не умел читать.
Единственными картинками, кроме игральных карт (к тому же запертых в ящике), с которыми он сталкивался, были рисунки комиксов и букваря, который принесла ему Ида. Однако, хотя он и восклицал время от времени с видом прорицателя: «дом», «цветы», «люди!», угадывая слово по рисунку, подобные забавы быстро ему надоедали.
Но однажды, весной 1945 года, мать, зайдя в лавку, оставила его ненадолго на улице, а когда она вышла, Узеппе рассматривал иллюстрированные журналы, вывешенные у газетного киоска чуть выше его головы. На развороте нижнего из журналов находились два больших снимка, изображающие повешенных. На одной фотографии была видна аллея, тянущаяся вдоль полуразрушенного парапета набережной. На деревьях аллеи, в ряд, висели тела людей, все в одинаковом положении: голова свесилась набок, ноги слегка разведены, руки связаны за спиной. Все они были молодыми, бедно одетыми. На шее каждого висела дощечка с надписью: «Партизан». Все они были мужчинами, за исключением единственной женщины в начале ряда, на которой не было никакой дощечки. В отличие от остальных, она висела не на веревке, а на крюке из мясной лавки, воткнутом в шею. На фотографии ее можно было видеть со спины, однако, судя по формам тела, она была очень молода, не больше двадцати лет, хорошо сложена. На ней были темные брюки, а на окровавленную спину, беловатую на фото, и потому кажущуюся голой, спадали длинные черные волосы, то ли заплетенные в косички, то ли распущенные — не разобрать. Возле парапета виднелась фигура мужчины, наверное, часового, в солдатских брюках, застегнутых на лодыжке. На другой стороне улицы стояла и глядела на все это небольшая группа людей, по виду — случайных прохожих, среди которых были два мальчика примерно одного возраста с Узеппе.
На втором снимке на этой же странице был изображен пожилой мужчина с жирным лицом и лысой головой, с широко раскинутыми руками, подвешенный за ноги над смутно виднеющейся плотной толпой. [18]
На обложке другого журнала был виден еще один снимок, изображающий не мертвых и не повешенных, но тоже вызывающий странный ужас: молодая женщина с правильными чертами лица, с голой, как у куклы, головой, неся на руках завернутого в пеленку младенца, идет через толпу людей, старых и молодых, которые показывают
18
Речь идет о Муссолини.
Узеппе, задрав голову, с изумлением разглядывал изображения, еще не понимая их смысла. Казалось, он пытался разгадать какую-то загадку, хотя двусмысленную и уродливую, но все-таки странно близкую ему.
«Узеппе», — позвала Ида. Он послушно протянул ручонку и пошел за ней, заинтригованный, но не спросил ни о чем. Вскоре, захваченный новыми впечатлениями, он забыл о снимках.
В последующие дни это его запоздалое и неясное открытие существования фотографии, казалось, оставило в нем лишь мимолетное впечатление, не задержавшись в памяти. На улице Узеппе снова вел себя как прежде: проходя мимо надписей и снимков, он их не видел; он был весь поглощен другими сторонами окружающего мира. Дома он ни разу ни с кем не заговорил о странных сценах, увиденных им у газетного киоска. Однако, если ему на глаза попадались фотографии в газетах, его взгляд напрягался, он как бы вспоминал что-то смутное, со временем ставшее лишь набором неясных теней, так что его воспоминания тут же таяли.
Однажды уличный продавец газет (он, правда, называл себя журналистом), чтобы позабавить Узеппе, мигом соорудил из лежащей на столе газеты нечто похожее на треуголку карабинера и надел ее себе на голову. При виде «журналиста» с его круглым лицом гнома и подбородком галошей, подмигивающего ему из-под этой треуголки, Узеппе громко засмеялся. Потом, взобравшись на стул, он сорвал треуголку с головы продавца газет и надел ее сначала на малышку, потом на Иду и, наконец, на себя. Однако его голова была такой крохотной, что полностью исчезла под треуголкой. Он же, проделывая все это, заливался смехом, как будто в горло к нему залетел веселый скворец. К сожалению, тут вмешалась Филомена, отняла газету, аккуратно сложила ее и убрала. В тот же день, после обеда, Узеппе увидел, как хозяин перелистывает свои старые газеты (некоторые были красивого розового цвета). Он тут же попросил соорудить ему треуголку: наверное, на примере «журналиста» он понял, каково самое верное и полезное назначение газет. Впрочем, он покорно принял отказ Томмазо. Хозяин, видя его интерес к периодической печати, стал хвастаться своей подборкой спортивных газет с описанием исторических матчей тех времен, когда война еще не положила конец национальным чемпионатам. На одном снимке был изображен эпизод знаменитого матча Италия–Испания; «это — Феррарис Второй, это Пьола…» [19]
19
Феррарис Второй, Пьола — фамилии знаменитых футболистов.
Помню, это было воскресенье, а месяц, кажется, июнь. На следующее утро произошел случай, похожий на уже описанный, у газетного киоска. В тот момент он тоже показался незначительным и неважным.
Забежав домой между двумя походами на рынок, Ида оставила на кухне полуоткрытый кулек с фруктами. Вскоре в руках у Узеппе, захотевшего полакомиться, оказался лист бумаги, в которую фрукты были завернуты: наверное, он намеревался соорудить себе из него треуголку.
Это была плохо пропечатанная, с еле видными фиолетовыми буквами страница из дешевой газеты, одной из тех, что обычно переполнены сентиментальными рассказиками и сплетнями об актрисах и членах королевской семьи. Теперь, однако, и в ней больше всего места отводилось военным фотографиям. Снимки воспроизводили несколько сцен из быта нацистских лагерей, о которых до прихода союзников имелись только смутные, неясные сведения. Только теперь об этих тайнах рейха начинали говорить и публиковать фотографии, иногда сделанные союзниками в момент освобождения лагерей или найденные в архивах, которые немцы не успели уничтожить, а также в карманах убитых или взятых в плен эсэсовцев — те хранили их как воспоминание и доказательство личных подвигов.
Поскольку газета предназначалась для простого обывателя и не претендовала на научность, напечатанные на странице фотографии были даже не из самых жутких. Они изображали: 1) беспорядочную груду мертвых тел, голых и частично уже разложившихся; 2) целую кучу ботинок, принадлежавших ранее этим или другим узникам; 3) группу живых заключенных, стоящих за металлической сеткой; 4) «лестницу смерти» из 186 очень высоких и неравных ступеней, на вершину которой заключенные должны были взбираться, неся тяжелый груз, а оттуда их часто сталкивали вниз, в бездну, чтобы позабавить лагерное начальство; 5) узника, стоящего на коленях перед им же вырытой ямой, под взглядами многочисленных немецких солдат, один из которых целился ему в голову; 6) небольшую серию фотоизображений (четыре штуки), представляющих различные этапы эксперимента в декомпрессионной камере, проводимого над подопытным заключенным. Эксперимент (один из многих, осуществленных врачами в лагерях) состоял в том, чтобы подвергнуть человека воздействию резких изменений атмосферного давления. Обычно он заканчивался обмороком или смертью из-за легочного кровотечения.