Лабинцы. Побег из красной России
Шрифт:
18 февраля, вернувшись с полком из-под Челбас, в доме застал неожиданных гостей: офицеров Корниловского конного полка — есаулов Н. Кононенко" и И. Ростовцева100 — и сотника А. Бэха101. Они возвращались в свой полк, который действовал в Ставропольском направлении в 3-й Кубанской дивизии генерала Бабиева. Старые Корниловцы, старые мои соратники в моем доме — ну как можно не приветствовать их! Немедленно же собрал всех офицеров-лабинцев на ркин.
Наш дом ярко освещен. В зале большой стол покрыт разными домашними яствами. Полковой хор трубачей разместился в большом стеклянном коридоре. Для них также подано — и выпить и закусить.
Хор трубачей за стеной надрывал души всех то бравурными маршами после тостов «за полки», то «тушем», когда касалось личностей, то нежными мелодиями, когда шла задушевная беседа офицеров.
Оркестр 1-го Аабинского полка и тогда состоял из старых, опытных казаков трубаческой команды и был на высоте своего музыкального положения.
То не был кутеж, каковые бывали во всех казачьих полках в офицерской среде, так как сердце-вещун подсказывало что-то другое, что-то недоброе, почему чувствовалось у всех какое-то «щемление души», хотя никто из нас не знал, да и не представлял, что свою дорогую Ку-бань-Отчизну мы покидаем навсегда.
И то оказался последний день моего живого общения с дорогой мне нашей многолюдной семьей в доме погибшего отца. Завтра, 19 февраля, 2-й Кубанский корпус выступит на север, с боя возьмет станицу Дмитриевскую, что в 25 верстах от Кавказской, и потом пойдет назад, в горы, минуя мою родную станицу.
2-й Кубанский корпус подтянулся. Уже внушительную силу представляла Кавказская бригада: 1-й и 2-й Кавказские полки. Отличны были Партизанские отряды есаула Польского и сотника Жукова. Думаю, что весь корпус имел уже свыше 2 тысяч шашек, не считая полковых пулеметных команд.
Пластунов было немного, не свыше 300 штыков. В большинстве их дали станицы Кавказская и Темижбекская, так как все северные станицы отдела были заняты красными, а с другими станицами на было никакой живой связи.
При таком боевом и психологическом состоянии корпус выступил на север, чтобы взять станицы Дмитриевскую и Ильинскую.
Несомненно, что был приказ свыше, так как для обеспечения главного железнодорожного узла — станции Кавказская — надо было иметь в своих руках пункты, лежащие от него не менее как в одном переходе. Так диктует военная тактика — для защиты важного тет-де-пона. С занятием этого Кавказского железнодорожного узла красными от ставки генерала Деникина полностью отрезались железнодорожная, телефонная и телеграфная связь с Терским войском и со всеми войсками, действовавшими в Терско-Дагестанском крае.
По заданию из штаба корпуса 2-я Кубанская дивизия должна выступить из Кавказской 19 февраля после обеда, занять хутор Лосев и заночевать там.
4-я Кубанская дивизия со всеми другими частями выступит 20-го прямо к станице Дмитриевской. К ней должна подойти и наша дивизия и совместно атаковать эту
— 1-й Лабинский полк самый сильный и стойкий в корпусе. Я Вас прошу с оркестром трубачей и с песнями во всех сотнях помпезно пройти по Красной улице, мимо станичного правления и дальше в восточную половину станицы по Вашему усмотрению, чтобы разбудить сердца всех, и в особенности Кавказцев.
Эти свои желания генерал Науменко произнес как бы в частном порядке, всегда очень любезно со своим подчиненным.
В Уставе внутренней службы Императорской армии сказано, что всякое желание начальника, высказанное даже в частном порядке, равносильно приказанию и его надо выполнить.
В данном случае желания командира корпуса были очень резонными, похвальными и соответствовали моему воинскому чувству.
Согласно этому заданию, 1-му Лабинскому полку приказано выстроиться на площади у здания управления Кавказского отдела, которое было у начала Красной улицы с западной стороны. Полк выстроился перпендикулярно улице, почему и был виден всем, кто жил и был на ней.
Через два двора матери полковника И.И. Забей-Ворота находился наш дом. На парадном крыльце его столпилась вся женская половина нашей семьи, с зятем и четырьмя племянниками-подростками — всего 13 душ. Показательно несчастливое число.
Попрощавшись с ними коротко, совершенно запросто, когда уезжаешь из дому на два-три дня, верхом выехал к полку, отстоявшему от них шагах в 150.
Кто же мог знать тогда, что я уже больше никогда не вернусь к ним?! Лежал мокрый снег с грязью. Слегка морозило. Мой помощник полковник Булавинов, произнеся длинную команду «встречи», взял шашку «подвысь», наметом подскакал ко мне и мягко, спокойно не рапортует, а будто бы рассказывает:
— В 1-м Лабинском полку в строю находится 20 офицеров, 650 шашек, 22 пулемета, а всего 750 лошадей.
Оркестр трубачей продолжал греметь «полковым встречным маршем», а станичная публика на тротуарах, на коридорах, на базарной площади, что рядом, чины управления отдела и военно-ремесленной школы, давно не слышавшие «духовой музыки», да еще в конном строю, с любопытством глазели на все.
На мое приветствие полк ответил бодро, громко. Объяснив желание генерала Науменко о помпезном движении полка по станице — скомандовал:
— Справа по-три!.. Первая сотня!.. Трубачи, вперед и — начинай!
Прохожу мимо своего дома. Вижу — бабушка и мать улыбаются и плачут одновременно. Они крестят меня с крыльца. Я снимаю папаху, крещусь также и кланяюсь им. Вся остальная молодежь семьи машет руками и мне, и полку. Оркестр трубачей заглушает все слова и фразы, несущиеся с парадного крыльца. Я активно вглядываюсь в их лица — ласково и бодряще. Я и сам уже машу им рукой и этим вызываю слезы и у старшей сестры, и у жены брата.
Полк идет, идет и постепенно заслоняет от меня видеть всех их бесконечно любящих существ. Я оглядываюсь еще и еще... Взмахи рук с платочками продолжаются без конца и, наконец, тонут вдали за длинной колонной конных казаков. Тонут, тонут и скрылись совсем для того, чтобы уже никогда не увидеть в этой жизни.
То оказалось последнее прости с семьей.
Гремит хор трубачей. Заливаются сотни линейными крикливыми песнями. Жители станицы, так давно слышавшие песни в конном строю, всеми семьями высыпали на улицу. На парадном крыльце севостьянов-ского дома стоит генерал Науменко. Командую «Равнение налево!». Командир корпуса улыбается, здоровается с каждой сотней отдельно, благодарит за службу молодецких Аабинцев, и сотни, пройдя его, вновь заливаются песнями.