Лабиринт Осириса
Шрифт:
Старик поднял руку, готовясь прервать видеосвязь, но детектив его опередил.
– Последний вопрос, мистер Баррен.
Старик колебался, и Бен-Рой тоже, выбирая вопрос. Может быть, снова спросить о Розетте? Или прижать его с секс-трафиком? Или поинтересоваться по поводу лежащего сложенным в его кармане списка египетских компаний? Но вместо этого, сам не зная почему, он сделал обманный бросок.
– Как вы полагаете, организация «План Немезиды» имела какое-то отношение к смерти вашей жены?
Два дня назад обманный финт Зиски застал врасплох Геннадия Кременко. С Барреном получилось по-другому. Старик метнул
– Вышвырните его оттуда, – пробормотал он, и экран погас.
Эдфу, Египет
В то время как Бен-Роя выпроваживали из гостиничного номера, где он вел разговор с Натаниэлем Барреном, Халифа ждал встречи с Иман эль-Бадри – той женщиной, с которой восемьдесят лет назад так жестоко обошелся Самюэл Пинскер.
Детектив приехал в деревню два часа назад и к этому времени рассчитывал быть на обратном пути в Луксор или уже дома. Но, подойдя к жилищу Иман, постройке из сырцового кирпича с прилепившейся к ней голубятней, увидел дюжину одетых в черное женщин, ждущих в очереди под доносившиеся с заднего двора крики осла. Сария сказал, что жертва Пинскера стала праведницей и женщины приходили к ней за благословением.
В других обстоятельствах Халифа показал бы свой значок и прошел первым. Но инстинкт подсказал ему, что в данном случае проявление власти недопустимо. Позвонив Зенаб и предупредив, что вернется позже, чем предполагал, он занял место в конце очереди и, уважая стыдливость женщин, старательно избегал встречаться с ними глазами. В дальних деревнях к этому относились очень серьезно.
Наконец через два часа, когда он докуривал десятую сигарету, женский голос позвал его в дом. За Халифой очередь никто не занимал. Он поднялся, отряхнул брюки и пригладил волосы – в таких случаях не пристало пренебрегать своим внешним видом, хотя и идешь на встречу со слепой. Он раздвинул штору из бусин и оказался внутри.
Помещение меньше всего напоминало то, в котором израильский детектив только что допрашивал Баррена. Ни электричества, ни ковров, ни украшений, ни модной мебели. Вместо этого земляной пол, голые стены из саманного кирпича и почерневший от дыма деревянный потолок. Дверь в глубине вела из жилого помещения во двор. Единственная керосиновая лампа едва освещала комнату, нисколько не тревожа тени по углам. Что же до мебели, то ее вовсе не было, кроме двух придвинутых к боковой стене простых деревянных лавок. На правой, привалившись спиной к кирпичам и скрестив ноги, сидела древняя, похожая на куклу старуха. Вся она, кроме сильно сморщенного лица, была скрыта под черной джеллабой судой – традиционным одеянием египетских крестьянок, – поэтому трудно было сразу определить, где кончается ее тело и начинается темнота.
– Говорят, мои благословения приносят утешение тем, кто вынашивает ребенка, – начала она хриплым и в то же время удивительно ласковым голосом. Успокаивающим. Как шелестящие на ветру кроны пальм. – К сожалению, господин, мое благословение вашей беременности не поможет.
Она улыбнулась своей шутке и пригласила Халифу сесть на скамью напротив себя. Детектив недоумевал, как она догадалась, что он мужчина: может быть, определила по дыханию или по тяжести шагов. Он направился к левой лавке.
– Вы не из здешних
– Из Луксора. – Халифа помолчал и добавил: – Я полицейский.
Она не спеша кивнула, словно уже угадала. У большинства слепых, которых встречал детектив, глаза были тусклыми, с помутневшими радужками, которые выдавали их беду. У нее же глаза были необыкновенно яркими, изумрудно-зелеными, будто ее слепота проявлялась не в отсутствии, а в излишке цвета.
– Хотите, принесу вам попить? – спросила она. – Вечер жаркий, а вы проделали неблизкий путь.
Халифу мучила жажда, но он отказался, не желая доставлять ей хлопоты. Она опять улыбнулась, словно поняв причину его отказа. Слезла с лавки и скрылась в глубине дома. Шаги медленные, но уверенные. Если бы детектив не знал, что она слепа, то никогда бы об этом не догадался. Через пару минут женщина вернулась со стаканом.
– У меня есть девушка, которая помогает мне по хозяйству. – Она подала ему чай и возвратилась на скамью, за все время не сделав ни одного неверного движения. – Но простые вещи я могу делать сама. Вот, пожалуйста, пейте.
Халифа послушался и не сказал, что чай он всегда пьет с сахаром. Но оказалось, что напиток уже сладкий. Две ложки, именно так, как он любил.
– Лазеес [66] , – похвалил он.
– Спасибо, – ответила Иман. И, помолчав, добавила: – Сочувствую вашей потере.
Халифа поблагодарил ее за участие, сделал еще глоток и тут внезапно сообразил, что не упоминал об Али.
– Как вы…
– Некоторые вещи можно видеть без глаз, – объяснила Иман. – Ваше горе окутывает вас. Покрывает, как мантия.
66
Восхитительный (арабск.).
Детектив не знал, что сказать.
– Мой сын. – Это все, что он сумел выговорить.
– Мне очень-очень жаль.
Она посмотрела на него. Или по крайней мере так ему показалось. В неверном свете керосиновой лампы в ее глазах плясали огоньки, со всех сторон их обступали тени. Затем она сцепила руки на коленях и откинулась назад.
– Вас что-то гнетет. Что-то, отчего вы смущаетесь в моем присутствии. Расскажите, зачем вы пришли?
Халифа неловко поерзал на стуле. Он слышал, что слепые отличаются обостренной проницательностью и понимают то, что недоступно зрячим. Но здесь было нечто иное. Словно Иман заглянула ему в душу и ясно увидела, что он думает и чувствует. Он сгорбился, покачивая в руке стакан с чаем. Внезапно ему расхотелось задавать вопросы, которые привели его сюда.
– Смелее, – подбодрила его Иман. – Все не так уж страшно. Говорите, что хотели сказать, и вам станет легче. А может быть, нам обоим.
Она развела руками, давая понять, чтобы он начинал. Халифа молчал; тени, словно в ожидании, сгущались и подползали ближе. Наконец он глубоко вдохнул.
– Как я уже сказал, я из полиции Луксора. Расследую дело… вернее, помогаю расследовать убийство женщины в Иерусалиме. Не буду вдаваться в детали, но, судя по всему, это убийство связано с человеком, которого, как я понимаю, вы должны знать. Он – хавага… инглези… Самюэл Пинскер.